Работы Фрейда по технике психоанализа.
Шрифт:
Природное проявление такого замкнутого мира двоих рисует нам образ соединения объектного либидо и нарциссического. Действительно, привязанность каждого объекта к другому происходит вследствие нарциссической фиксации на таком образе, поскольку именно этот образ, и единственно он, был ожидаем. Вот где основа того факта, что для живых существ лишь партнер той же породы — а этому факту никогда не предавалось достаточного значения — может вызвать тот особый род поведения, который назван сексуальным. Это верно за редкимисключением, которое следует отнести к разряду ошибок в природных проявлениях.
Итак, в животном мире господство над циклом сексуального поведения отдано воображаемому. С другой стороны, именно с сексуальным
Происходит ли у человека нечто подобное? Такой образ мог бы быть тем Ideal-Ich, о котором мы только что говорили. Почему бы и нет? И тем не менее, сложно назвать эту обманку IdecdIch. Куда же тогда его следует поместить? Тут-то и приходит на помощь моя схема.
Я уже объяснял вам физический феномен реального изображения, которое может дать сферическое зеркало. Такое изображение мы видим там, где оно в действительности и существует; оно вписывается в мир реальных объектов; на него наравне с реальными объектами аккомодирует глаз, и оно даже сообщает реальным объектам воображаемый распорядок, т. е. включает, исключает, размещает, дополняет их.
Тот же самый воображаемый феномен я описывал вам у животных. Животное совмещает реальный объект с заложенным в нем самом образом. Более того, я сказал бы, как указано и в тексте Фрейда, что совпадение образа с реальным объектом упрочивает этот образ, дает ему воплощение. В этот момент через посредничество образа происходит запуск деятельности, направляющей субъекта к своему объекту.
Действует ли такой механизм у человека?
Как нам известно, в сексуальных проявлениях человека царит полный беспорядок. Здесь нигде нет слаженности. Идет лиречь о неврозах, перверсиях — тот образ, от которого мы, аналитики, пляшем, представлен своего рода раздробленностью, расщепленностью, отрывочностью, разлаженностью, несоответствием. Тут происходит как бы игра в прятки между образом и его нормальным объектом — если в функционировании сексуальности можно говорить о какой-то идеальной норме. Как же может быть тогда представлен механизм, посредством которого такому беспорядочному воображению все же удается в конечном итоге выполнить свою функцию?
Я постараюсь употреблять простые термины, чтобы вы могли следить за моей мыслью. Можно обратиться и к более сложным понятиям, но вы прекрасно знаете, что данный вопрос относится к разряду тех, над которыми аналитики неустанно ломают головы.
Возьмите любую статью, хотя бы последнюю из тех, что я вам читал. Должен вам сообщить, что автор ее, Микаэль Балинт, собирается нанести нам визит и вступить в наше общество. Итак, он задается вопросом, что является концом лечения. На последней лекции этого семестра я собирался — не знаю, возможно, я этого и не сделаю: это будет зависеть от моего вдохновения — говорить вам о завершении анализа. Конечно, это будет скачком, но разве наше изучение механизмов сопротивления и переноса не позволяет нам его совершить?
Итак, что же такое конец лечения? Аналогичен ли он концу естественного процесса? Генитальная любовь — Эльдорадо, обещанное аналитикам и которое мы столь неосмотрительно обещаем нашим пациентам, — является ли она естественным процессом? Не идет ли здесь речь, напротив, лишь о ряде культурных приближений, которые
Итак, дело здесь в том, какова же функция другого, другого человеческого существа в установлении адекватности воображаемого и реального?
Тут мы можем воспользоваться нашей схемкой. В прошлый раз я привнес в нее небольшое усовершенствование, составляющее важную часть моего доказательства. Реальное изображение можно отчетливо увидеть лишь в некотором поле реального пространства аппарата, в поле, находящемся впереди устройства — сферического зеркала и опрокинутого букета.
Упрощенная схема двух зеркал
Мы расположили субъекта у края сферического зеркала. Однако мы знаем, что вид изображения в плоском зеркале для субъекта в точности эквивалентен тому, что было бы изображением реального объекта для наблюдателя, находящегося по ту сторону данного зеркала на том месте, где субъект видит собственное изображение. Таким образом, мы можем заменить субъект на субъекта виртуального, SV, расположенного внутри конуса, ограничивающего область возможности иллюзии, — это поле х'у'. Изобретенный мной механизм показывает, что, находясь в точке, близкой к реальному изображению, можно тем не менее видеть его в зеркале в статусе мнимого изображения. Вот что происходит с человеком.
Отсюда вытекает весьма своеобразная симметрия. В самом деле, виртуальный субъект, отражение мифического глаза (то есть другой, чем мы есть) находится там, где мы впервые увидели наше собственное эго — вне нас самих, в человеческой форме. Такая форма находится вне нас не потому, что она предназначена завладеть сексуальным поведением, но потому, что она по самой сути своей обусловлена первоначальной беспомощностью человеческого существа. Человеческое существо видитсвою форму осуществленной, целостной, миражом себя самого лишь вне себя. Такое понятие еще не присутствует в изучаемой нами статье, оно появится в творчестве Фрейда лишь позднее.
То, что существующий субъект видит в зеркале, представляет собой изображение либо четкое, либо фрагментарное, неустойчивое, неполное. Это зависит от его положения по отношению к реальному изображению. Находясь слишком в стороне, он будет видеть плохо. Все зависит от конкретного угла падения луча на зеркало. Лишь находясь в конусе, можно увидеть четкое изображение.
То, как четко вы увидите изображение, зависит от наклона зеркала. Что же касается виртуального наблюдателя, того, которым вы посредством условности зеркала заменили себя, чтобы увидеть реальное изображение, — достаточно наклонить определенным образом плоское зеркало, чтобы он оказался в поле, где изображение видно плохо. Уже одно это приведет к тому, что и вы сами будете плохо видеть изображение в зеркале. Допустим, что подобным образом мы представили сложность аккомодации воображаемого у человека.
Теперь предположим, что наклон плоского зеркала подчиняется голосу другого. Такой зависимости не существует на уровне стадии зеркала, но она осуществляется позднее всей совокупностью нашего отношении к другому — речь идет о символическом отношении. Итак, вы видите, что настройка воображаемого зависит от чего-то, расположенного трансцендентно, как сказал г-н Ипполит, — в данном случае трансцендентным является не что иное, как символическая связь между человеческими существами.
Что такое символическая связь? Чтобы расставить все точки над i, обозначим ее следующим образом: это то, что социально мы определяем себя посредством закона. Мы определяем свои различные собственные Я, одни в отношении других, исходя из обмена символами, — вы, Маннони, и я, Жак Лакан, находимся в определенном символическом отношении, весьма сложном и зависящем от различных планов, в которых мы вместе пребываем — у комиссара ли полиции, в этом ли зале, в каком-то путешествии.