Рабство и данничество у восточных славян

Фроянов Игорь Яковлевич

Этим не исчерпываются наши соображения о челядицстве «черной девки». В былине есть еще одна для нас точка опоры.

Пока «Катерина дочь Микулична» забавлялась на перине пуховой с «Чурилушкой сыном Пленковичем», возмущенная увиденным «девка» побежала к Бермяте Васильевичу, молившемуся в храме, чтобы поведать ему, какое безобразие «в дому учинилосе»:

Надевала девка платье-то цветное,

Пошла к благовещенской заутрины.

Приходит она в церковь соборную,

Отворяет дверити на пяту.³⁵⁵

Любопытно тут открытие церковной двери «на пяту», или настежь.³⁵⁶ Как показывает изучение русского эпоса, в поведении былинных персонажей нет ничего случайного, выпадающего из идейной

структуры песни. Каждый поступок действующих лиц, если можно так выразиться, семантичен. Скрывается определенный смысл и в открытой настежь «девкой» двери, ведущей в храм. Смысл этот, по всему вероятию, имеет отрицательный знак относительно «церкви соборной». Нашему предположению, казалось бы, противоречит то обстоятельство, что «девка», войдя внутрь ее, ведет себя вполне благопристойно:

Да крест-от кладет по писанному,

Поклон-от ведет по-ученому,

На все она стороны поклоняется.³⁵⁷

И все-таки мы считаем несоответствующим способ открытия «девкой» церковной двери и последующим ес чинным поведением в храме. У нас для этого есть основания. Так, согласно иным записям былины, «чернавка», оказавшись в церкви, явно пренебрегает христианскими установлениями:

Она скоро-то да по чисту полю,

Еще того скорее во божьею церкву,

Не крестя, ни моля да лица чорного.³⁵⁸

Она скоро-то шла по чисту полю,

Поскорее того да во божью церкву.

Не крестя она идет да лица черного.³⁵⁹

Нельзя, разумеется, обольщаться, полагая, будто данный текст решает проблему исчерпывающе, поскольку в нем эпизод с открываемой настежь дверью отсутствует. Тем не менее мы думаем, что в первичном тексте былины он был представлен и лишь потом в результате переработок и подновлений, проделанных последующими поколениями былинотворцев, выпал из песни. Произошел искусственный разрыв былинной ткани, куски которой и сохранились в различных записях. О существовавшем некогда органическом единстве в песне двух, как мы считаем, взаимосвязанных моментов, судим по былине «Илья Муромец и Калин царь». Сочинив «грамоту скорописчату», адресованную князю Владимиру, «собака» Калин наказывает своему послу перед его поездкой в Киев:

Ты поди ко князю ко Владимиру,

Ты поди в палаты белокаменны,

Отворяй ты двери-ти на пяту,

Не клади креста ты по-писанному,

Не веди поклона по-ученому.. .³⁶⁰

О том, что посол Калина, приехав к Владимиру «на широкий двор», открывает дверь «на пяту» и «глаз-то не крестит, богу не молится», узнаем также из других записей былины об Илье и Калине.³⁶¹

Следовательно, вырисовывается некая связь между открытием двёри «на пяту» и поведением персонажа внутри помещения. Впрочем, в этой былине, как и в сне о Чуриле, наблюдаются случаи нарушения такой связи, своего рода контаминация, когда образ действия калинова посла переносится частично на Илью Муромца:

Тут Владимир князь усумнцлся есть

И запечалился,

Сделался невесел, буйну голову повесил.

И приезжает к нему старый казак Илья Муромец,

Отпирает он двери тые на пяту,

Входи он в полату белокаменну,

Кресть он кладет по писаному,

Поклон-от ведет по ученому,

На вси да на четыре стороны поклоняется.³⁶²

Косвенным свидетельством позднего происхождения такого рода соединения стилей поведения разных действующих лиц может служить песенный фрагмент, где упоминается Ермак Тимофеевич, т. е. герой по сравнению с былинными киевскими богатырями несомненно новый:

Приезжает ко князю ко Владимиру

Его родный племничек,

Младый Ермак Тимофеевич.

Идет он в полату со прихваткою,

Со прихваткою, не с упадкою,

И отпирает он дверь на пяту.³⁶³

Изначальный смысл открытия двери «на пяту» здесь настолько утрачен, что певцы не считают нужным

отметить, как ведет себя вошедший в княжескую «полату» Ермак Тимофеевич, распахивание двери настежь мотивируется легкостью и ловкостью его походки «со прихваткою, не с упадкою». Но это уже есть результат осмысления действий героя, истинное значение которых со временем стерлось. Восстановить подлинную логику поведения эпических героев у двери помогает все та же былина об Илье Муромце и Калине-царе. В одном из ее вариантов сталкиваемся с весьма многозначительной ситуаций приезда Ильи к Владимиру. Тут событий развиваются на бесконфликтной основе, на почве дружелюбия и полного согласия между богатырем и князем, что накладывает и своеобразный отпечаток на описание появления Ильи в палатах Владимира:

И входит он палаты потихошеньку,

Отпирает двери помалешеньку,

Чтит да крестит лицо белое,

Чудным образом богу молится,

А Владимиру низко кланяется.³⁶⁴

Столь же показателен и эпизод с прибытием в Киев отца Добрыни из былины о Добрыне и Змее:

Спрашивал он у ворот приворотников,

Спрашивал он у дверей придверников,

Отворял двери потихошеньку,

Запирал он двери помалехоньку,

Крест кладет по-писанному,

Поклон ведет по-ученому.³⁶⁵

Действия героев в данной ситуации логичны и вполне согласованы: открывая дверь «потихошеньку», «помалешеньку», они не могут затем не исполнить обычаев, предписываемых этикетом почитания жилища и его хозяев. Их поведение в данном случае является более последовательным с точки зрения истинного смысла происходящего. А оно ведет нас к архаическим представлениям восточных славян о жилище.

Было бы ошибочно усматривать в жилище древних народов только материальный объект: «В традиционном обществе жилище — один из ключевых символов культуры. С понятием "дом" в той или иной мере были соотнесены все важнейшие категории картины мира у человека. Стратегия поведения строилась принципиально различно в зависимости от того, находился ли человек дома или вне его пределов. Жилище имело особое, структурообразующее значение для выработки традиционных схем пространства. Наконец, жилище — квинтэссенция освоенного человеком мира».³⁶⁶ Этот освоенный мир был своим, противостоящим внешнему или чужому миру, всегда потенциально опасному.³⁶⁷ По словам Э. Бенвениста: "за пределами материальной общности, которую образует жилище семьи или племени, простирается пустынная равнина; там начинается чужбина, и эта чужбина обязательно враждебна." ³⁶⁸

Не подлежит никакому сомнению представление восточных славян о сакральности жилища.³⁶⁹ Границы дома (стены, пол, крыша) изолировали обитавших в нем людей от пагубного вторжения внешних враждебных сил, служили им надежной защитой. Особая роль предназначалась входу и окнам. Их семиотическое значение было очень велико. Они обеспечивали проницаемость границ жилища, что придавало им «статус особо опасных точек связи с внешним миром» и соответственно «особую семантическую напряженность».³⁷⁰ Двери и окна выполняли функции «своеобразного фильтра, задерживающего нежелательные потенции внешнего мира и, таким образом, регламентирующего связь дома с остальным пространством».³⁷¹ Всем действиям у входа/выхода, т.е. у двери, приписывалась высокая степень значимости,³⁷² поскольку «дверь в зависимости от того, открыта она или закрыта, становится символом разделения двух миров или общения между ними: именно через дверь пространство, в котором находится имущество, закрытое со всех сторон место, дающее чувство безопасности, которое определяет границы власти dominus 'хозяина', открывается в чуждый и часто враждебный мир. Ритуалы прохождения через дверь, мифология двери, придают такому представлению смысл религиозной символики. ³⁷³