Рабы Парижа
Шрифт:
Граф встал и принял эффектную позу, которую скопировал у одного аристократа.
— Выслушайте меня внимательно. Мари. Вам исполнилось восемнадцать лет. Пора подумать о вашем будущем. Я хочу вас обрадовать: у меня просили вашей руки.
Девушка опустила голову, чтобы скрыть свое смущение.
— Я навел необходимые справки, хорошо все обдумал и пришел к выводу, что это предложение обеспечит вам счастливый брак. Лучшей партии быть не может: молодой человек хорош собой, имеет титул
— Он уже обо всем вам рассказал? — спросила мадемуазель Мари.
— О чем?
— Ну… Обо всем…
— И кто такой "он"?
— Тот, о ком вы говорите.
— Откуда вы его знаете?
— Мы уже давно знакомы.
Графу стало нехорошо и он снова сел на диван.
Мари поспешила его утешить:
— Не волнуйся, папочка. Между нами не произошло ничего такого, из-за чего стоило бы так беспокоиться. Он ни разу не позволил себе никаких вольностей. Жорж такой…
— Кто?
— Маркиз Жорж де Круазеноа.
Услыхав это имя, граф на мгновение забыл о поддержании своего достоинства и произнес словечко, в котором не было ничего аристократического.
— Кто такой этот Круазеноа? — вскричал он. — Неужели тот повеса с маленькими усиками, который волочился за вами всю зиму?
Девушка покраснела.
— Почему ты называешь его повесой?
— Но это — он?
— Да.
— А с Чего вы взяли, что именно он просил вашей руки?
Мари покраснела еще больше.
— Он признавался вам в любви?
— Клянусь, папа, что ничего подобного не было.
— Ну, раз вы клянетесь, значит было!
— Папочка!
— А если он признавался в любви, то, наверно, и письма вам писал?
Девушка умоляюще посмотрела на отца.
— Писал или нет?
Она молчала, не зная, как выпутаться из положения.
— Вы молчите? — продолжал граф. — Значит, я угадал! Где письма?
— Я их сожгла.
— Нет.
— Почему ты мне не веришь?
— Потому, что вы лжете!
— Папочка, я их уничтожила!
— Вы их старательно сберегли! Где они? — закричал граф страшным голосом.
— Зачем они тебе?
— Я хочу их видеть!
— А если я не дам?
— Я все равно прочту их, хотя бы мне пришлось обыскать весь дом!
Мадемуазель Мари принесла письма.
Их было четыре. Они были сложены вместе и перевязаны голубой шелковой ленточкой.
Господин де Пимандур в гневе разорвал ленту, развернул первое попавшееся письмо и стал громко его читать, вставляя временами свои комментарии вперемешку с ругательствами:
"Милостивая государыня!
Простите меня, что я осмеливаюсь писать Вам…"
— Вот бы и не осмеливался!
"…несмотря на Ваш запрет…"
— Нет, каков нахал!
"…но
— В Париже слишком много подобных вертопрахов. Там не место уважающей себя девушке!
"Мне двадцать четыре года…"
— Зачем же кружить голову восемнадцатилетней девочке, когда кругом столько женщин постарше?
…Я сирота…"
— Знаем мы этих сиятельных сирот!
"…принадлежу к знатному роду…"
— Написал бы еще: к древнему!
Мадемуазель де Пимандур не выдержала:
— Папа, но ты же его совсем не знаешь! Как же ты можешь говорить о нем такие слова?
— Я знаю, что говорю! А вы молчите и слушайте! — вскипел граф.
Мари изо всех сил старалась сдержать слезы: она понимала, что они стали бы еще одной мишенью для мечущего громы и молнии отца.
Де Пимандур продолжал издеваться над письмом:
"…И обладаю большим состоянием".
— Большим? Хотел бы я его сосчитать: хватит ли там на оплату свадебных расходов?
"Я люблю Вас…"
— Ветрогон! Найдется ли в Париже женщина, которой он этого не говорил?
— Папочка!
— Цыц! С тобой разговор будет потом…
"…и прошу разрешить мне просить Вашей руки у графа де Пимандура".
— Вот спасибо! Наконец и обо мне вспомнили!
"Мой дед, маркиз де Сермез, имеет честь знать Вашего отца…"
— Гм! — буркнул граф, польщенный столь учтивым оборотом.
"… и может быть моим сватом, когда вернется через три-четыре недели из Италии…"
— Все ясно, — подвел итог граф.
Хотя де Пимандур был умен, отсутствие такта в собственном характере помешало ему понять, что суховатый тон письма — признак деликатности автора.
— Прелестно, черт возьми! Этот господин не любит окольных путей и, не теряя времени, сразу берет быка за рога. Думаю, что остальное можно не читать. Главное сейчас — выяснить, что вы ему ответили.
— Что он должен обратиться к тебе, папа.
— Неужели? Какая честь! И вы надеялись, что я приму предложение этого шалопая? По глазам вижу, что надеялись. Вы его любите?
Девушка отвернулась и заплакала.
Это молчаливое признание окончательно вывело графа из равновесия.
— Вы его любите! — закричал он во весь голос, забывая о всяческих приличиях и вечно подслушивающей прислуге. — Вы любите этого Жоржа и осмеливаетесь признаться мне в этом! Господи, в какое время мы живем! Пока отцы ломают голову, как поддержать честь предков и обеспечить достойное будущее для потомков, их дочери мечтают выскочить за первого же прощелыгу, пригласившего их на танец! Глупые и неопытные девчонки так легко попадаются в западню!