Рабы Парижа
Шрифт:
— Не отходит от отца, как и положено любящему сыну.
— Вы говорилb с ним?
— Нет. Он в отчаянии и никого не принимает.
— Спасибо, господин граф. Я так беспокоюсь о моем дорогом соседе… Какое несчастье! До свидания, ваше сиятельство.
И месье Доман откланялся.
Де Пимандур вернулся домой в самом скверном расположении духа.
Заметив это, Мари вновь обрела надежду.
Когда отец коснулся губами яда,
Но было уже поздно.
Увидев, что отец упал, Норберт кинулся звать на помощь, но затем, охваченный безумным страхом, бежал из замка, словно надеясь уйти от упреков совести. Слуги, сбежавшиеся на крик юноши, подумали, что он поспешил в Беврон за доктором.
Один только Жан почувствовал что-то неладное и призадумался.
Будучи доверенным слугой, он, в отличие от прочих работников, знал причину разногласий между хозяевами.
Жан охранял по приказу герцога запертого Норберта и слышал достаточно, чтобы понять: какая-то женщина настраивает молодого де Шандоса против старого.
При их необузданных характерах ссора была опасна. Жан понимал это и даже делал намеки герцогу, но тот никогда не слушал ничьих советов.
Старый хозяин ударил сына палкой. Господин Норберт бежал, раненый и оскорбленный. Это Жану было понятно.
Но почему он вернулся?
Решил попросить у отца прощения?
Жан задумчиво покачал головой и продолжал размышлять, прогуливаясь по двору замка.
Герцог перед сыном не извинился: во-первых, это совершенно не в его характере, а во-вторых, он никого не отправлял к сыну, чтобы передать ему устное или письменное послание.
Может быть, молодой маркиз пришел требовать от отца извинений?
Нет.
До того, как господин Норберт позвал на помощь, в комнате, где находились оба хозяина, было тихо. Если бы маркиз потребовал извинений, то герцог взревел бы на весь замок, словно раненый бык.
Так зачем же вернулся господин Норберт?
Жан понял, что ответ может быть только один: чтобы отомстить. Если бы молодой человек решил подать на отца в суд, то он бы не вернулся.
Значит, болезнь герцога не случайна? Или она просто совпала по времени с возвращением сына и его месть так и не осуществилась? Возможно, рассуждения умного слуги на этом бы и закончились, а подозрения не превратились бы в уверенность, если бы в эту минуту взгляд Жана не остановился на каменных плитах двора под самым окном столовой.
Там, в лужице вина, лежал разбитый вдребезги стакан герцога.
Никто, кроме старого де Шандоса, не посмел бы пить из этого стакана.
Жан бросился в столовую, и увидел на столе наполненную на три четверти бутылку красного вина.
Он осторожно налил на ладонь несколько капель, взял их на язык — и тут же выплюнул. Никакого особого привкуса, которого бы не следовало иметь старому вину, не было.
Но все предыдущие размышления Жана вели в этом направлении. Поэтому он унес
Затем послал одного из работников за доктором (теперь он уже сомневался в том, что молодой хозяин побежал в Беврон), велел коновалу Мешине ни на мгновение не отходить от бесчувственного герцога, и отправился на поиски господина Норберта.
Как он и предполагал, на дороге в Беврон маркиза никто не видел.
Жан свернул в лес и бегал по зарослям более двух часов, пока заметил на поляне одинокую человеческую фигуру, лежавшую ничком в траве.
Это был его молодой хозяин.
Инстинкт, при сильных душевных потрясениях заменяющий человеку волю, привел юношу после безрассудного побега на то самое место, где он обычно встречался с Дианой, туда, где он когда-то впервые почувствовал себя счастливым.
Жан нагнулся и тронул его за руку, думая, что маркиз без сознания.
Норберт с диким воплем вскочил на ноги, словно слуга коснулся его раскаленным железом. Юноше почудилось, что на него легла рука вершителя правосудия Божьего.
— Успокойтесь, господин мой: это я, Жан.
— Что тебе нужно?
— Я искал вас, чтобы уговорить вернуться в замок.
— Вернуться в замок?!
Норберт подался назад.
— Я умоляю вас сделать это немедленно.
— Хорошо… Но только не сейчас!
— Нет, хозяин. Ваше отсутствие в такую минуту будет непонятно. Начнутся лишние разговоры, поиски… Ваше место — у постели отца.
— Ни за что!… Нет!… Никогда!…
Не тратя больше слов, Жан взял молодого человека за руку и повел домой.
Норберт не оказывал ни малейшего сопротивления. Он шатался, как пьяный, и спотыкался о каждый камень. Только твердая рука слуги удерживала его от падений.
Верный Жан провел юношу через двор замка и по лестнице. Только у самой двери отцовской спальни Норберт неожиданно остановился и попробовал освободиться.
— Я не хочу… Не хочу… — повторял он, отбиваясь.
Жан крепко взял его за руку и раздельно, внятно проговорил:
— Вы пойдете туда и будете рядом с отцом, пока его судьба не решится. Только так вы сможете спасти честь вашего имени.
Норберт перестал упираться. Он вошел в распахнутую слугой дверь и медленным шагом осужденного, поднимающегося на эшафот, приблизился к ложу отца. Затем опустился на колени и заплакал, держась за похолодевшую руку герцога.
Стоявшие вокруг крестьяне де Шандоса громко вздыхали, слушая рыдания юноши.
Бледный, как будто в нем не осталось ни капли крови, дрожащий, словно в ознобе, Норберт, казалось, потерял рассудок.
На самом же деле он, дойдя до крайних пределов нервного напряжения, пришел в себя. К приезду доктора он овладел своими чувствами настолько, что выглядел уже просто опечаленным сыном.
Доктор одобрил действия коновала, долго осматривал больного и, наконец, обратился к молодому маркизу:
— Ваш отец погиб.
Норберт вздрогнул.
Присутствующие перекрестились.