Рабы Парижа

Габорио Эмиль

Между тем маркиз, вопросительно глядя на Маскаро, думал — высказывать ли ему все.

— О!… Говорите, — ободрил его этот достойный человек,— здесь нет чужих!

— Остается только, — начал Круазеноа, — назначить, как бы это сказать, куртаж, плату за комиссию.

— Я только что хотел приступить к этому вопросу.

— Итак, мой милый хозяин, мне остается немного сказать. Я уже говорил, что дам вам четверть приданого. На другой день после свадьбы я подпишу вексель ценой

в эту обещанную четверть.

На этот раз Поль, казалось, все понял.

"Наконец, главное слово произнесено, — подумал он. — Если я и женюсь на Флавии, то должен буду разделить приданое с этими честными господами. Теперь я понял их внимание ко мне и их ласку."

Но предложение маркиза не удовлетворило Маскаро.

— Мы далеко не сходимся в расчетах, — произнес он.

— Ну, так я согласен заплатить чистыми деньгами, включая и то, что я вам должен.

Маскаро покачал головой, к великому отчаянию Круазеноа, который продолжал:

— Вы хотите третью часть?… Хорошо, я согласен и на это.

Холодное лицо Маскаро не изменилось.

— Нам не нужно трети, — заговорил он, — ни даже половины. Всего приданого нам не достаточно. Вы все оставите себе, как и то, что вы мне задолжали… Если только мы с вами договоримся…

— Что вы хотите? Говорите… говорите.

Маскаро поправил свои очки.

— Я вам скажу, — отвечал он, — но сперва необходимо рассказать вам историю нашего общества, главой которого я являюсь.

До сих пор Катен и Ортебиз слушали почти не двигаясь, молча и важно, точно римские сенаторы. Они, казалось, присутствовали на одной из тех комедий, которые часто разыгрывал перед ними Батист Маскаро. Комедии эти были разнообразны, но развязка — всегда роковая.

Слушая разговор Маскаро с Круазеноа, они испытывали злое удовольствие, подобное тому, которое чувствуют некоторые люди, наблюдая игру кошки с мышью.

Но когда Батист Маскаро объявил, что откроет их тайну, оба вдруг привстали с негодованием и испугом.

— Ты сошел с ума?!

Маскаро пожал плечами.

— Нет еще, — ответил он спокойным тоном, — и я прошу вас разрешить мне продолжить.

— Черт возьми! Однако же, — начал Катен, — мы тоже имеем здесь право голоса.

— Довольно! — жестко сказал Маскаро, — я здесь хозяин, не правда ли?

И с горькой иронией он прибавил:

— Разве нельзя все говорить в присутствии этого господина?

Доктор и адвокат сели на свои места.

Круазеноа подумал, что надо бы успокоить их.

— Между честными людьми, — начал он…

— Мы — не честные люди, — прервал его Маскаро.

Потом, как бы в ответ на полнейшее смущение маркиза, он прибавил с особым ударением:

— Впрочем,

вы ведь также?

От этого грубого замечания кровь прилила к лицу маркиза. В высшем свете неприлично, да и вообще не принято говорить правду в глаза.

Он готов был рассердиться, но боялся все потерять. Маркиз решил перенести это оскорбление, превратив его в шутку.

— Ну, по-моему, это мнение слишком жестоко, — произнес он.

Но почтенный хозяин сделал вид, что не заметил его трусости, которая заставила улыбнуться Ортебиза.

— Я вас попрошу, маркиз, слушать меня внимательно.

Потом обратился к Полю:

— И вас также, мой милый.

Наступила тишина, только из соседней комнаты доносились голоса клиенток, которые толпились вокруг Бомаршефа.

Ортебиз и Катен казались смущенными.

Круазеноа остолбенел и потушил сигару. Поль дрожал от страха.

Батистен Маскаро совершенно преобразился.

Это уже не был благосклонный хозяин. Чувство собственного могущества переполняло его, очки сверкали.

— Такими, какими вы нас видите, маркиз, — начал он, — мы были далеко не всегда.

— Двадцать пять лет тому назад мы были молоды, честны, полны юношеских мечтаний и веры, поддерживающих человека во всех испытаниях; нам была свойственна смелость, поддерживающая солдат, идущих в атаку. Мы жили в бедной квартирке на улице де ла Гарп и любили друг друга как братья.

— Как давно это было! — прошептал Ортебиз. — Как давно…

— Да, давно, — продолжал Маскаро, — а между тем, это было самое светлое время для меня. Сердце мое сжимается, когда я сравниваю наши надежды и теперешнюю действительность. Мне кажется, друзья мои, что это было только вчера… Мы были бедны тогда, маркиз, и свет манил нас самыми обманчивыми красками. Хозяева всех теплиц, предназначенных для выращивания молодежи, нашептывали на ухо каждому из нас: "Ты будешь иметь успех…"

Круазеноа сдержал улыбку, рассказ казался ему мало интересным.

— Так вы много учились? — начал он.

— Да, и упорно… Я должен вам сказать, что каждый из нас подавал блестящие надежды. Катен в ожидании места адвоката, получил награду за свою диссертацию "О передаче имущества". Ортебиз был награжден за сочинение "Анализ подозреваемых веществ", которое потом было приведено в сочинении знаменитого Орфилы, в его "Трактате о ядах". Я сам довольно успешно писал стихи и был магистром словесности.

— К несчастью, Ортебиз поссорился с родными, родители Катена были крайне бедны, а у меня семьи не было. Мы почти умирали от голода. Из нас троих я один зарабатывал немного денег репетиторством…