Рабыня по имени Бенун
Шрифт:
– Нет таких денег, чтобы купить мою внучку. Ты понятия не имеешь, кто она.
«Охотники» рассмеялись.
– Будь она дочерью короля, у нее есть своя цена. Не хочешь платок, заберем так. Наши вожди договорятся.
– Нет! Не бывать этому!
– Интересно, почему?
– Потому что моя внучка невеста сына вождя!
«Охотники» переглянулись, отошли в сторону, стали шептаться. По напряженным голосам было понятно, что они ссорятся. Наконец переговоры закончились. Бенун все это время сидела земле с мешком на голове, который на нее набросили сразу. Она была напугана, думала, что
– Тебе не стоило этого говорить, женщина, – Бенун вскочила, ее сердце рвалось из груди – она уже знала – случится непоправимое. Послышался вскрик и Бенун поняла, что ее бабушка мертва. Бенун грубо толкнули в спину.
– Раз уж встала, значит силы есть, пойдешь сама. Шевелись!
Чьи-то пальцы сдавили ее руку, как челюсти крокодила и потащили. Ее ноги заплетались, Бенун падала, но ее снова волокли дальше. Она упала на колени и закричала от боли и отчаяния. Бенун хотела в последний раз увидеть бабушку, старалась хоть что-нибудь рассмотреть сквозь полотняный мешок, который болтался у нее на голове. На этот раз ее наградили таким ударом, что она поняла – больше с ней церемониться не будут.
– Если не хотим напороться на охотников племени, надо убираться быстрее. Пока обнаружат старуху, пока сообразят, что девчонку увели, далеко. Нас будем уже. Надеюсь, нас никто не видел?
– Нет, хижина на отшибе, бабка знахарка, они любят, чтобы вокруг никого не было. Если она не болтала про сына вождя, будет плохо. Рано или поздно, они все поймут и придут за ней в наше племя. К тому времени мы должны от нее избавиться или придется убить. На днях «Эбби» подойдет к берегу. Девчонку нужно переправить на борт как можно скорее, иначе будет война между нашими племенами. Перекупщики не станут ввязываться и предпочтут пересидеть на судне или уйдут в море, пока мы тут друг друга не перебьем. В любом случае они в накладе не останутся – победитель обменяет пленников на оружие. Им все равно с кем вести дела.
– Похоже, мы зря в это ввязались.
– Теперь об этом поздно говорить. Надо довести дело до конца. Чувствую, добром не кончится.
– Какое ты добро хотел? Ты сам согласился подзаработать. Это мне надо переживать – старуха накаркала про моего первенца. Откуда она узнала, что моя жена беременна? Я сразу об этом не подумал даже, вернее, забыл!
– Ведьма она и есть ведьма. Зря мы так с ней обошлись. Сказали бы, что не нашли никого и дело с концом.
– Заткнись, раскудахтался. За эту девку заплатя больше, чем за всю партию. Боялся, так нечего было идти со мной.
– Не боялся, а пожадничал. Ты обещал хорошо заплатить.
– Значит я во всем виноват? Духи все видят. Обещал – заплачу. Насчет старухи, вот что тебе скажу – дело сделано и духам все равно, кто приносит им дары и откуда они. Закажем нашему колдуну обряд, больше заплатим и духи успокоятся, если они вообще заметили, что одной старухой стало меньше. Старые никому не нужны. Я вот уверен, что до старости не доживу и очень даже этому рад. Не хочу такой судьбы, как у нее. Никто не защитил. Что она могла? Кроме того, что наболтать всякой чуши и попытаться
"Охотники" успокаивали себя беседой, но в душе было по-прежнему неспокойно.
– Ты все правильно разложил. Я бы так не смог. Почему тебя не сделали вождем?
Старший метнул на собеседника настороженный взгляд – над ним насмехаются или это такой подхалимаж? Бесхитростное и туповатое лицо подельника успокоило.
– Духи, как люди – любят подношения, – продолжал тот, не получив ответа на свой вопрос – это был своего рода "комплимент", не более того, как старший в банде и подумал.
– Духи, как и люди, разные. Надеюсь колдун знает, с кем из них иметь дело. Прибавить ходу!
Отряд уходил все дальше в полной тишине. Дорога становилась труднее и на разговоры сил не оставалось ни у кого. Гнетущее настроение и не думало покидать старшего. С каждой минутой паника в его душе нарастала все сильнее. Он шел и твердил про себя:
–«Будем надеяться, что хотя бы девчонка не колдунья. А те духи, кого мы обидели, не будут злопамятными. Своего первенца мне придется поберечь.»
Бенун слышала лишь часть разговора. Если бы ее спросили, она бы ответила:
– Несчастные, если бабушка сказала, что ребенка принесут в жертву, значит так и будет. Никакие обряды не помогут. Жертва уже обещана духам! Слово колдуньи, да еще при таких обстоятельствах, в мире духов – закон.
Судьба младенца ее не волновала, тем болеетого, кто приглянулся Абику – у каждого своя судьба. Этому ребенку было суждено умереть, значит духи избавили его от ожидания. Проклятье колдуньи было всеголишь предвидением, предупреждением. Ребенка можно было заменить богатым подношением, откупитьсяот Абику. Она в обмен на жизнь своей внучки давала "охотникам" шанс, которым они не воспользовались. Бенун ничего не знала про Абику и не могла даже представить, что в ее бабушке жило зло. Она жалела о том, что не уделяла должного внимания советам бабушки – учиться у нее, пока она жива – отнекивалась и хитрила:
– Очень хорошо – ты будешь жить, пока я всему не научусь, а это случится не скоро – у меня не все получается.
Бабушка неодобрительно качала головой и становилась грустной. Увы, она видела будущее, в отличие от Бенун,которая так и не удосужилась овладеть искусством – проникать сквозь время, следуя по узелкам нити жизни, которую надо было еще отыскать в хаотичном сплетении других нитей. Она слышала «голос», который давал ей подсказки, но отнеслась к ним легкомысленно потому,что была юной и беспечной.
Глава 3.
«Голос, который казался Бенун таким родным, сопровождал ее после пленения, поддерживал в ней жизненные силы, помогая восстанавливаться. Она прислушивалась, но не узнавала его, хотя интонации пробуждали в ней особые чувства. Когда «голос» звучал, Бенун думала о своей матери. Она ее никогда не видела, но сейчас воображение рисовало образ, который подходил под интонации голоса – глубокий, строгий и в то же время нежный, как у ее бабушки – голоса были похожи, но тот, что звучал в голове Бенун был «моложе» и нежнее.