Рабыня страсти
Шрифт:
— Как это прекрасно! — сказала Зейнаб. — Это будет очень тяжелая работа, мой господин, насколько я понимаю… Поэтому тебе предстоит научиться должным образом отдыхать. Послушай меня, мой господин, калиф всегда говорил, что ему куда лучше работается, да и голова проясняется после того, как он проведет со мною ночь… — Она не отрываясь глядела в лицо медику. Он и впрямь был очень хорош: чувственный рот необыкновенно красил его удлиненное лицо с высокими скулами. Пальчик шаловливо скользнул по красиво очерченным губам. Чудесные темные глаза расширились от изумления.
— Я научу тебя, как наслаждаться отдыхом,
— А почему ты всегда гладко выбрит? — пальчики ее скользнули по его подбородку. — Здесь почти все мужчины носят бороды, насколько я успела заметить.
— Я.., я л-л-лишь следую примеру калифа… — пробормотал он, заикаясь.
— А следуешь ли ты примеру калифа во всем, Хасдай-ибн-Шапрут? — ласково поддразнила она его, придвигаясь к нему еще ближе. Глаза ее таинственно мерцали.
Не выдержав, он вскочил на ноги:
— Теперь я должен оставить тебя, госпожа. Я счастлив, что ты настолько бодра и здорова. — Он считался самым мудрым человеком при дворе калифа Абдаль-Рахмана — и все же эта стройная, словно былинка, девушка с обольстительным телом и чарующей повадкой заставляла его ощутить себя зеленым юнцом… Сердце его бешено колотилось. Казалось, он никогда не избавится от этого пьянящего аромата, щекочущего ему ноздри…
Зейнаб словно пружиной подбросило с подушек:
— Если ты уйдешь отсюда до наступления утра, Хасдай-ибн-Шапрут, — мрачно произнесла она, — я пошлю к калифу гонца! Да лучше я померяюсь силами с Захрой в гареме, чем буду жить без любви! Я давно узнала от Абры, что нет причин у тебя отказываться от наложницы! И к тому же ты сам сказал мне, что не занимаешься любовью с мальчиками! Почему бы тебе не использовать меня по назначению? Неужели я настолько тебе неприятна?
— Неприятна? Да ты достойна богов! — простонал он. — Ты самое прекрасное, самое чарующее создание из всех, кого я когда-либо видел, Зейнаб. Калифу было угодно отдать тебя мне… Но я неподходящий для тебя хозяин! — Он выглядел глубоко опечаленным.
— Но почему?! — требовательно спросила она.
— Не спрашивай, умоляю! — О, великий Боже! За что ему такое наказание? Она привлекает его, как ни одна женщина в мире, но.., но…
И вдруг Зейнаб осенило. Она поверить самой себе не могла! Это объясняло все — и то, что он до сих пор не овладел ее телом, и то, что всеми способами старался улизнуть именно в тот момент, когда доходило до нежностей…
— У тебя никогда не было женщины, правда? Так вот оно что! У тебя никогда не было женщины!
Мучительный румянец стыда залил лицо и даже шею лекаря.
— Ты и впрямь слишком умна… — тихо сказал он. — Да, Зейнаб, я не изведал женских ласк, не вкусил женского тела. И дело не в том, что я не хотел — просто я всегда слишком занят. Как старший сын своего отца — а в течение десяти лет я был к тому же и единственным его сыном — я имел право выбора. Уже в четырнадцать лет меня отослали в Багдад учиться медицине. Когда я возвратился, я занялся лечением больных в своем квартале — но моей мечтой было отыскать универсальное противоядие. В основе его лежал один старинный рецепт. Старое средство названо было в честь Митридата,
— И за все это время ни одна прелестница не привлекла тебя?
Он рассмеялся:
— Я лишь начал понимать, что такое девушка, когда отправился учиться в Багдад. А там я жил в доме одного престарелого родственника, который до дрожи боялся, что с вверенным его заботам наследником дома Шапрутов случится что-то дурное… Меня провожали на занятия вооруженные воины — они же провожали и домой. А учеба была изнурительной и поглощала все время и силы. Для отдыха просто не оставалось времени. К тому же старик общался лишь с ровесниками… Когда я воротился домой, то домашние решили меня женить, но я умолил об отсрочке. Я хотел убедиться, что смогу содержать жену и детей без их поддержки. Ну а потом я начал свои исследования, закопался в переводах, и у меня не было времени не то что для жены, а вообще для женщин… А потом калиф осыпал меня милостями… — Он вздохнул. — У меня с каждым днем оставалось все меньше времени для себя. К тому же я ответственен за всех евреев Аль-Андалус — это тяжкое бремя, Зейнаб. Это мой долг…
— Тебе приятен вид женщины? Это волнует тебя? — осторожно спросила Зейнаб.
— Да, — честно отвечал он.
— Тогда нельзя тебе оставаться девственником до конца дней твоих, мой господин. Я считаю, что нехорошо, когда любовные соки киснут и бродят в чреслах мужчины, не имея возможности излиться… Они отравят тебя изнутри, и целые потоки териаки будут бессильны исцелить тебя… Если ты решил не обременять себя семьей — это одно дело. Но навсегда лишить себя радости слияния в экстазе с прекрасной женщиной — это просто ужасно!
— Завтра я встречаюсь с византийским переводчиком… — слабо сопротивлялся Хасдай. — Мне надо хорошенько выспаться… В ответ она сбросила с себя кафтан со словами:
— Ты будешь слаще спать после того, как насладишься мною, господин. Если ты и теперь мне откажешь,«открою твою тайну калифу. Поверь, он будет крайне разочарован, что отдал свое самое дорогое сокровище человеку, неспособному его оценить. — Зейнаб изящным движением вынула из волос шпильки, и золотой плащ окутал ее.
— Потрогай! — приказала она. Хасдай покорно протянул руку и коснулся золотых локонов.
— Я не уверен, что… — он дико смутился.
— Зато я уверена, — нежно ответствовала она. — Доверься мне, мой господин, и поймешь, сколь глупо было страшиться блаженства все эти годы. — Она подошла к нему совсем близко. — Уверена, ты станешь восхитительным любовником, Хасдай. А теперь обними меня — и я научу тебя правильна целоваться. Она обвила тонкой рукой его шею, заставив его склониться. Он был высок, и ей пришлось встать на цыпочки. Зейнаб провела губами по его рту нежнейшим и легчайшим движением.