Рабыня страсти
Шрифт:
— Прекрасно, Али Хассан! — промурлыкала она. В ответ он развязал поясок шальваров и извлек свой член. Такого огромного ей еще не приходилось видеть — он был необыкновенно длинен и очень толст. Али Хассан с торжеством продемонстрировал ей свое сокровище:
— Он жаждет вонзиться меж твоих дивных бедер, Зейнаб, но согласен ждать три дня!
Она внимательно оглядела эту диковину, и даже потрогала нежными пальчиками:
— Найди женщину на эту ночь, дабы избавиться от переизбытка любовных соков, Али Хассан. Мужчина не должен сдерживать себя. После этого со мною ты будешь лишь сильнее и неутомимее.
Али Хассан покинул Зейнаб и направился прямиком к обиталищу Иниги. Она была одна.
— На четвереньки! — пролаял он, а когда она подчинилась, то примостился сзади на коленях и мощным движением овладел ею. Она дернулась, но это его совершенно не взволновало. Он страстно двигался взад-вперед, закрыв глаза и воображая себе Зейнаб… Пальцы его сжимали нежные бедра, оставляя ссадины — озверевший самец не прекращал толчков, покуда поток спермы не извергся из него… Он выдохнул, удовлетворенный, и поднялся, оправляя одежды. Потом рывком заставил ее встать.
— На время ты освобождаешься от обязанностей лагерной шлюхи, Инига, — объявил он. — Нынче я похитил Рабыню Страсти по имени Зейнаб, принадлежащую Хасдаю-ибн-Шапруту. Теперь она моя и нуждается в прислужнице. Ни одна из здешних баб для этого не годится, а вот ты… Ее шатер подле моего. Надень кафтан и тотчас же отправляйся к ней!
Ни слова не говоря, Инига подобрала с полу свой грязный кафтан, накинула его на худенькое тело и покорно вышла из шатра. Многие недели она практически ни с кем не говорила. Горло ее до сих пор саднило и жгло после отчаянных криков, которые издавала она, когда вначале Али Хассан, а затем несколько его воинов грязно насиловали ее в тот самый день, когда убили всех родных…
Али Хассан сперва решил, что принадлежать она будет лишь ему одному, но она приводила его в бешенство, не проявляя ни малейших признаков страсти в его объятиях. Тогда он страшно отомстил ей, отдав на поругание… Теперь он велит ей прислуживать Зейнаб. О, она помнит эту красавицу, которую отослали к калифу! Как попала она в этот ад? Инига тихонько вошла в маленький шатер подле жилища Али Хассана.
— Инига! — голос Зейнаб звучал ласково.., но как же напугана была она переменой, совершившейся с подругой! Инига страшно исхудала, а ее прелестные волосы были грязны и спутаны…
— Зейнаб… — Это и вправду она, подумала Инига, — но как?..
Зейнаб заметила недоумение в глазах подруги.
— Вода в ванне еще не остыла. Войди в нее и вымойся, Инига, — ласково велела она девушке. Потом подошла к выходу из шатра и вручила изорванную одежду Иниги одному из стражников, охранявших вход:
— Отнесите это Али Хассану. Скажите, что моей служанке надобен чистый кафтан. Она не может ходить в этой отвратительной ветоши! Она кишит паразитами!
Воротившись, она опустилась на колени подле безмолвной Иниги. Спокойно она объяснила девушке, как она приехала в Аль-Малику, как похищена была Али Хассаном… Рассказывая, она бережно омывала тельце Иниги, которая впала в полнейшее оцепенение. Увидев спину девушки. Зейнаб ужаснулась: нежная кожа сплошь покрыта была шрамами
— Что это? — спросила она, нежно касаясь израненной кожи.
— Они бьют меня, — без выражения сказала Инига. — Здесь есть один солдат… — так вот, он любит сперва исполосовать меня кнутом, а уж затем овладеть мною…
— Тебя больше пальцем никто не коснется, — ласково сказала Зейнаб. — Это большой секрет, но послушай: вскоре явится Карим и освободит нас, Инига! Али Хассан поверил, что я стану его Рабыней Страсти, но ему никогда не владеть мною! — И Зейнаб принялась мыть волосы Иниги, а потом вытирать их полотенцем.
— Они угрожали убить моего сына, если я не буду послушной… — говорила Инига, отдаваясь ласковым рукам спасительницы. — Каждый день я вижу Малика, если я послушна и удовлетворила всех. Женщина, которая за ним Смотрит, поднимает его на руках вверх — это на другом конце лагеря, — и я вижу, как мой мальчик машет мне ручкой…
— Но Малика здесь нет! — закричала Зейнаб. — Он у родни твоего мужа в Алькасабе Малике! О, Инига!
— Нет! — упрямо отвечала девушка. — Я вижу его каждый день, Зейнаб.
— Твоя мать успела отдать Малика евнуху, Мустафе, когда Али Хассан с бандитами ворвался в гарем. Мустафа с твоим сыном схоронился в кабинете, Инига. А когда разбойники ушли, он тотчас же препоручил Малика заботам родителей Ахмеда. Мальчика здесь нет!
— Я вижу его! — Инига была непреклонна.
— Через весь лагерь? И никогда ближе? — пытала ее Зейнаб.
Инига медленно кивнула.
— Они провели тебя, Инига! Обманом заставили им повиноваться! Малик в полной безопасности, дорогая моя. Тебе не придется больше служить этим скотам.
— Тогда я могу умереть, — в голосе Иниги слышалось облегчение.
— Тебе вовсе не нужно умирать! — воскликнула Зейнаб. Карим вскоре будет здесь и освободит нас. Ты отправишься домой к своему малютке, Инига!
Но та покачала головой:
— Нет… Я опозорена, Зейнаб. Мой муж мертв, а мною, как последней шлюхой, пользовались грязные солдаты. Жизнь моя кончена. Такая я не могу воспитывать сына. Ни один достойный человек не возьмет меня в жены после того, что случилось. У сына должна быть семья, близкие, которые защитят его и обеспечат его будущность. Я же — отверженная среди отверженных… Мне ничего не остается, лишь радостно встретить смерть-избавительницу…
— И ты оставишь меня одну во власти Али Хассана? — спросила Зейнаб. — Ты должна помочь мне избежать его грязных объятий, покуда не придет твой брат. Не оставляй меня, Инига! Я сказала тебе правду. Неужели ты откажешь мне в моей просьбе? Хотя бы в память о старой нашей дружбе, Инига, умоляю!
…Аллах! Не для того спасла она Инигу, чтобы та убила себя! Когда придут Карим и Хасдай, они откроют бедняжке глаза…
— Хорошо… — слабо улыбнулась Инига. — Я останусь с тобою, Зейнаб. Если бы не твоя доброта — я все так же была бы утехой воинов Али Хассана и не узнала бы правды… Теперь я знаю, что мальчику моему ничто не угрожает, и одно это стоит всех мук, которые пришлось мне вынести. — Она поднялась и вышла из ванны, взяла влажное полотенце, которым вытиралась Зейнаб, и осушила свое тело. Ее непросохшие волосы облепили острые плечики.