Рациональность, Наука, Культура

Порус Владимир Натанович

Второй тип - это критерии, позволяющие оценивать адекватность выведения некоторой математически выразимой закономерности или естественнонаучного закона из результатов измерений и наблюдений; это функциональные критерии. Например, применив интерполяционную теорему Ньютона, можно вывести математическую функцию движения из серии измерений.

Третий тип - аксиомы, используемые тогда, когда формулируются законы или экспериментальные предсказания на основании некоторых граничных условий. Например, аксиома "все инерциальные системы эквивалентны" работает как основание для формулировки релятивистской механики.

Четвертый тип - правила принятия или отвержения теории в

зависимости от результатов экспериментов; это оправдательные критерии. Например, к таким правилам относится принцип фальсификации К. Поппера: если результат, выводимый из теории как ее логическое следствие, не достигнут в эксперименте или опровергнут последним, то теория должна быть отброшена. К этому же типу относится принцип верификации, требующий принятия теории, если она подтверждена фактами в такой мере, которая позволяет приписывать этой теории достаточную степень вероятности.

Пятый тип - критерии, определяющие общие характеристики теории (простота, наглядность, степень вероятности или наличие достаточного круга потенциальных фальсификаторов, эвристичность, согласованность и т. п.). Такие критерии называются нормативными, поскольку их принятие означает установление некоторых норм рационального поведения исследователей, принимающих и использующих ту или иную научную теорию83.

Научное сообщество принимает те или иные критерии рациональности не по произволу, хотя такое принятие, безусловно, конвенционально. Какие именно нормы определяют для данного ученого, для данного научного коллектива рациональность их деятельности и ее результатов - это зависит от многих факторов: объективного содержания этой деятельности, логики предмета, предшествующего опыта, общего уровня развития науки и ее материально-технической базы, социально-психологической атмосферы в данном научном сообществе, влияния иных сфер культуры и т.д.

Все эти факторы должны рассматриваться в историческом контексте. Например, к науке времен Аристотеля вряд ли применимы инструментальные критерии рациональности в том смысле, в каком они применимы в эпоху лазеров и ускорителей элементарных частиц. В эпоху, когда всесилие научного метода далеко не было общепризнанной "истиной", превалирование индукции среди оправдательных критериев объяснялось отнюдь не только ее чисто методологическими преимуществами. Поэтому рациональность науки - это всегда исторически и культурно обусловленная и детерминированная система критериев, по которым направляется и оценивается научная деятельность и научное знание.

Конвенциональность критериев рациональности - тот существенный их признак, который позволяет сконцентрировать вокруг их изучения усилия не только методологов, но и историков науки и культуры, философов и социологов науки, а также психологов, занимающихся исследованием процессов принятия когнитивных решений. В этом смысле конвенциональность является ключевой категорией теории научной рациональности84.

Выбор системы критериев, определяющих рациональность научного исследования, никак нельзя отождествлять с добровольным "заточением" в парадигме и непримиримым неприятием иных систем, иных способов моделирования рациональности. Понятие "несоизмеримости", применяемое ими для обозначения отношения между парадигмами, разделенными "научными революциями", туманное и не нашедшее убедительной аргументации ни с логической, ни с исторической точек зрения, в еще меньшей степени пригодно для обозначения отношения между моделями рациональности, принимаемыми различными научными сообществами или одним и тем же сообществом для разных целей или в разные периоды времени.

Модели рациональности строятся с разными задачами.

Одни модели предназначаются для исследования организации "готового" научного знания, другие - для определения критериев рациональной научно-исследовательской деятельности, третьи - для рационального понимания процессов трансляции знания и обучения, четвертые - представления в виде рационального процесса изменения и развития науки. Эти модели могут частично перекрывать друг друга, каждая из них помогает раскрывать природу научной разумности в разных аспектах, ракурсах. Модель рациональности, отображающая движение знания, смену его исторически обусловленных форм, развитие его связей с практикой, может отличаться от модели, представляющей, например, структуру научных теорий.

Вопрос о том, какая из этих моделей представляет "подлинную" рациональность, так же неправомерен, как вопрос, какие механизмы, ассимиляционные или диссимиляционные, более адекватны жизни организма, рождение новых или гибель отживших индивидов является условием выживания популяции и т.п. Научный разум остается самим собой только в движении, в постоянном развитии. Абсолютизация какой-либо его частной модели, методологически неверна и чаще всего приводит к недоразумениям, а в конечном счете - к иррациональным представлениям о науке.

Означает ли признание множественности способов моделирования научной рациональности переход на позицию релятивизма? Утвердительный ответ на такой вопрос был бы уместен только со стороны "абсолютиста": ведь сама эта позиция принуждает мыслить в терминах жестких противопоставлений - либо единственно верная модель рациональности, либо все модели верны или, что то же самое, ни одна из них не должна оцениваться как правильная или неправильная, эти понятия вообще неприменимы.

Абсолютистская логика лежит и в основании вопроса: можно ли назвать рациональной ту или иную модель рациональности, и если можно, то на каком основании? Отвечая на этот вопрос, У. Бартли пришел к концепции "панкритического рационализма". Ее суть в следующем: рациональность нормативной системы рациональности не может иметь иную природу, чем рациональность самой науки. Поэтому, в соответствии с установкой на критицизм как критерий рациональности, следует признать, что сама теория рациональности должна быть "опровергаемой", подверженной критике85.

"Панкритическому рационализму" не удалось ясно указать, что имеется в виду под "критикой теории... рациональной критики". Если следовать попперовскому понимания научной рациональности, то надо признать, что ее устоями являются опыт и логика. Опытные данные обладают неоспоримым приоритетом перед теоретическими конструкциями, столкновение с опытом заставляет действовать по логическому правилу modus tollens и отбрасывать опровергнутые теории. Какой "опыт" мог бы заставить отбросить теорию научной рациональности, основанную на таком принципе? Ясно, что контр-примером этой теории могло бы стать только указание на научное, но нефальсифицируемое суждение (суждение, стоящее вне критики), что является противоречием в определении.

Критика теории осуществляется иной теорией, каждая из них берет в союзники опыт, соответствующим образом интерпретированный. Следовательно, и теория рациональности может быть подвергнута критике только со стороны иной теории рациональности! Чтобы спор теорий рациональности был рационален, нужна некая "супертеория", которая со своего метауровня рассудит этот спор. Но кто поручится за рациональность "супертеории"? Мы попадаем в ловушку бесконечного регресса, и это должно быть осознано как непреодолимая трудность.