Ради безопасности страны
Шрифт:
— Я подумаю. — Агап Егорович смиренно потупил глаза, чтобы Горелов не увидел в них азартного, вожделенного блеска.
Через час Довлат вернулся на радиостанцию, в отдел анализа и исследований, и, зайдя к своему новому шефу Максу Стюарту, доложил:
— Сделка состоялась!
6
С некоторых пор квартира Семена Солоника превратилась в проходной двор. Так ее называет жена Семена — Наташа, вкладывая, впрочем, в это определение своеобразную любовь и даже гордость. Ведь получается, что она хозяйка этого самого проходного двора,
Кто только у них не перебывал! И полысевшие, но все еще ходящие в «молодых», непризнанные читателями и оттого недоброжелательные литераторы, хмурые и грязнобородые представители авангардной живописи, страдающие от отсутствия спроса на свою экстравагантную продукцию, брошенные мужья и много другого разношерстного люда. У каждого в глубокомысленно сморщенном лбу пряталась печать богемности, и это создавало некоторую отрешенность от остального общества и кастовость. На «посиделках» у Семена и Наташи вся эта публика в паклевидных волосьях, потертых штанах, несвежо пахнущая, прихлебывала пустой чай и вела шумные беседы о творческих надрывах, о чужих удачах, об уехавших... «Навару» от таких гостей не было никакого, кроме редких и убогих подарков, и это обстоятельство хозяев жилища удручало. Но главное было не в этом, все неудобства перекрывались славой, которой пользовалась их квартира среди определенной части города. Ведь она слыла «салоном», и имена Семена и Натальи были популярны.
Гости из зарубежья изредка появлялись тоже, но в их появлениях не было системы. Так, заскакивали иногда, заодно с очередным гостем отечественным, хлебали жидкий чаек, произносили какие-то ломаные слова и улетучивались... навсегда.
Все изменилось, когда в квартиру впорхнула Сюзанн Найтингейл. Это было форменным чудом.
Она заявилась однажды прямо с утра, Семен только проснулся после вчерашнего тяжелого застолья и бродил по квартире с набрякшей за ночь головой, вяло и болезненно осмысливая суть вращающейся вокруг жизни. Сюзанн с порога затараторила что-то воздушное, кокетливо-непринужденное и притягательно-обаятельное. Семен первым ощутил, что сейчас должно произойти нечто необычное, хотя в голову ему вчерашним вечером кто-то будто вколотил громадный утюг, и тот сидел там, тупой и горячий.
Гостья, не закрывая рта, не ожидая приглашений, сняла пальто, надела шлепанцы и, пройдя в комнату, плюхнулась на стул.
— Здравствуйте, — сказала она на ломаном языке, — меня зовут Сюзанн Найтингейл.
— Здравствуйте, — ответил Солоник, вздрагивая от того, что каждое слово больно стучало в затылок, — крайне рад, а меня — Семен Никитич.
— Я уже знаю это, — сказала Сюзанн.
Хмель у Солоника стал улетучиваться. «С какой стати?»
— Я привезла привет от Горелоффа.
Нельзя сказать, что Семен и Наташа впали в восторг от этого визита. Но Сюзанн кроме аморфного привета привезла от Довлата и кое-что более материальное. С очаровательной небрежностью вывалила она содержимое принесенного баула: зонты, джинсы, какие-то пакетики — все цветное, броское, упакованное покатилось, рассыпалось...
Честно признаться, Семен подзабыл уже своего давнего приятеля. Чего теперь, разошлись и разошлись... Каждому свое... Не всем так везет — жениться на иностранках... Но такое напоминание о себе — это надо вам сказать...
— Ну
— Об этом говорят презенты. — Сюзанн просто светилась в улыбке.
— Да-а-а. — Наташины глаза искрились. Она просто влюбилась в Найтингейл.
— Вам понравилось, да?
— Конечно, а как же, еще бы, — зачастили, засуетились хозяева, и в голове у Семена прояснилось.
— Тогда я буду вас навещать и опять привезу чуть-чуть подарков, хорошо?
— Хорошо, хорошо! — разом крикнули Семен и Наташа.
Привета Горелову Семен не передал, не сообразил из-за охватившего волнения.
Найтингейл оказалась экскурсоводом. Довольно часто приезжала она потом в СССР с западногерманскими туристами и всякий раз заходила в гости, неизменно приносила подарки. Наташа и Семен ждали ее с нетерпением. Им нравилось, что в их доме появились необычные для других вещи. Придет кто-нибудь из знакомых, а в прихожей — причудливый светильник, на тахте в очаровательном беспорядке разбросаны журналы с броскими обложками, а на хозяйке — джинсовый передник с драконами. Умора, когда кто-нибудь возьмет со стола бутерброд с сыром, сунет в рот, а ничего не откусывается — гуттаперчевый! Все хохочут...
Фред Нуллерман вошел в их дом как-то буднично, просто и естественно. Сюзанн привела его однажды и объяснила Солоникам:
— Это мой дружок. Прошу его привечать. Он тоже немец, но живет в другой стране.
Ну еще бы не привечать такого парня. Он стал приходить в гости часто, потому что стажировался на курсах русского языка при университете и, в отличие от Сюзанн, жил теперь в городе не наездами, а целых несколько месяцев. Наташе Фред не мог не понравиться. Этот голубоглазый и светловолосый «стопроцентный» немец был куда щедрее Сюзанн. Даже если торопился и заскакивал на минутку, обязательно подсядет к хозяйке с широкой и простой улыбкой, протянет сжатую ладонь, приоткроет таинственно, а там японская зажигалка или доллар, к примеру. Безделица, конечно, сущий пустяк, но кому не приятна такая чуткость?
Наташа — мастерица давать домашние прозвища — нарекла Фреда Нуллермана Федей, так теперь его и величала. Тот не обижался. Было сложнее с Наитингеил. Назвать ее Сюзей было как-то неловко. Наташа опробовала несколько имен — на русский ее имя перевести не удавалось. В конце концов Сюзанна стала Заной. Кроме удобства это было и безопаснее. В пестрых компаниях, собирающихся у Солоников, иностранцы были просто Федей и Заной. Поди разберись, что они из Западной Германии, а, например, не из Чехословакии. Самого по себе факта, что у них бывают западные гости, Солоники не пугались, но зачем самим создавать пересуды и кривотолки? Вдруг кто-нибудь неправильно поймет?..
С Федей никогда не было скучно. Он был превосходным собеседником. Отхлебывая чай, он в полемическом задоре встряхивал свисающей на лоб прядью и рассуждал необычайно свежо и живо:
— Консерватизм во взглядах на методологию искусства порождает регресс всего общества. К примеру, не может быть никаких разновидностей реализма, кроме реализма вообще. При чем тут социалистический, капиталистический?
Эта «широта» эстетических взглядов Феди немного смешила Семена. «Но ему необходима языковая практика. Ведь он готовится к защите диссертации по искусствоведению. Пусть развлекается», — снисходительно думал Семен.