Ради любви и чести
Шрифт:
Двери открылись, и перед нами предстала часовня, полная прихожан. Я
наклонилась к ней и поцеловала ее в щеку:
– Ты же знаешь, что я люблю тебя, несмотря на все твои безумства.
– Конечно, знаю. Потому-то и я терплю все твои глупости.
Я поглубже засунула руку ей под локоть, и мы шагнули в дверной
проем. Горничная позади расправила шлейф моего платья в виде зубчатого
веера. Оно было сшито из тончайшего кремового шелка, расшитого мелким
жемчугом, и стоило
вуаль также была отделана мелким жемчугом.
– А теперь, дитя мое, – прошептала бабушка, глядя в длинный проход
между рядами собравшихся, – я даю тебе жизнь, для которой ты была
рождена.
Я проследила за ее взглядом к алтарю, к высокой, величественной
фигуре мужчины, которого я любила. Он держался с благородной осанкой, слегка вздернув подбородок и расправив широкие плечи. Богатая сапфирово-голубая мантия повторяла цвет его глаз, которые завораживали и
обволакивали одновременно. Даже если бы мне не хотелось идти к алтарю, я
была бы не в силах сопротивляться. Он был красивым мужчиной, и я в
очередной раз удивилась, как и много раз после того, как он сделал мне
предложение, тому, что он хочет жениться на мне.
За две недели, прошедшие после того, как я чуть не утонула, он провел
большую часть времени в своей комнате, оправляясь от ран, которые
открылись от всей этой отчаянной гонки, чтобы освободить меня от капитана
Фокса. Он снова потерял много крови, и какое-то время врач не был уверен, сможет ли он полностью восстановить плечо. Я проводила все свое время в
кресле у его кровати, читая ему вслух, обсуждая интересные темы, как, например, преимущества навозных жуков и возможность существования
неизведанных цивилизаций в дальних уголках земли. Конечно, мы провели
бесконечные часы, обсуждая историю нескольких знаменитых потерянных
артефактов и размышляя об их местонахождении. Всем остальным мы уже
порядком надоели. И не дать нашим компаньонкам заснуть под наши
ободряющие разговоры оказалось непростой задачей.
Как бы нам ни было весело во время заключения Беннета, с того
самого утра, когда врач разрешил ему вставать с постели, он только и делал, что планировал нашу свадьбу. Теперь, три дня спустя, он ждал меня у алтаря, готовый сделать своей женой.
Я не шевелилась, словно загипнотизированная любовью, излучаемой
его глазами. Бабушка потянула меня вперед, к герцогу Ривенширскому, который ждал, чтобы подвести меня к алтарю.
– Несмотря на то, что технически ты могла бы выйти за него замуж и
на таком расстоянии, я все же предлагаю пройти вперед и встать немного
ближе к сэру Беннету.
– Благодарю вас, миледи, – сухо сказала
мудрые советы.
– Полагаю, что теперь вам без них будет очень одиноко.
– Конечно, я не знаю, как мне жить дальше. На самом деле, у меня
такое чувство, что я буду совершенно опустошена без ваших постоянных
советов во всех вопросах моей жизни. Возможно, вам придется пожить в
Мейдстоуне.
– Возможно.
Бабушка остановилась перед герцогом. Ее руки дрожали, когда она
подняла мою вуаль. Водянистые глаза встретились с моими, и я с удивлением
увидела, что они сияют от гордости. Она наклонилась и поцеловала меня в
щеку дрожащими губами.
– Ты всегда была мне дорога, дитя мое, – прошептала она. – Все, что я
когда-либо делала, было только для того, чтобы защитить тебя.
На глаза навернулись слезы. И тут я увидела то, чего не замечала все
это время из-за своей неуверенности в себе: бабушка безоговорочно любила
меня. В ответ я поцеловала ее в сухую щеку:
– Я люблю вас, миледи.
Она попятилась и отвернулась.
– Продолжайте, – резко сказала она, вытирая щеки. – Если вы не
поторопитесь, боюсь, сэр Беннет потеряет терпение и сам придет за вами.
Я улыбнулась и сморгнула слезы, пытаясь восстановить зрение. Герцог
предложил мне руку, ласково улыбнулся, и мы пошли по проходу. При
нашем движении Беннет выпрямился. Олдрик встал рядом с ним и сжал его
плечо, словно желая убедить, что я действительно иду.
Лорд Питт дал Олдрику неделю отдыха, чтобы отпраздновать это
событие вместе с нами. Но Олдрик настаивал на том, что завтра рано утром
он обязательно вернется. Мощные мускулы на руках и коричневые
солнечные лучи, впитавшиеся в кожу, говорили о том, что Олдрик стал
гораздо лучше себя чувствовать, чем тот слабый человек, которого я увидела
в первый вечер моего визита в Мейдстоун. Выражение его лица излучало
спокойствие, которого раньше не было. Я молилась, чтобы, в конце концов, он удовлетворился тем, что заплатил долги, научился прощать себя и смог
начать новую жизнь.
Рядом с Олдриком стояли сэр Деррик и сэр Коллин. Они тоже уезжали
завтра.
Они
помогали
восстанавливать
разрушенные
стены
и
оборонительные сооружения Мейдстоуна, и с каждым днем становилось все
более ясно, что друзья скучают по своим женам и хотят вернуться к ним.
Когда мы с герцогом приблизились к главному алтарю и Беннету, мое
сердце билось в диком, почти экзотическом ритме, особенно каждый раз, когда я встречала пылающий взгляд Беннета. Мы подошли к нему, и он