Ради потехи. Юмористические шалости пера
Шрифт:
– Только уж ты ко мне ходи, а в другие места не бегай, – попросила купчиха.
Молодой человек ушел, взяв меня с собой, и – дивное дело! – я опять очутилось в квартире того купца, который меня купил. Кудрявый молодой человек оказался приказчиком этого купца, а купец был уж дома и сидел пьяный посреди своей семьи, когда вошел приказчик. Старшая дочка купца, девушка лет шестнадцати, была тут же.
– Не обессудьте, Варвара Дмитриевна, – сказал приказчик, подходя к девушке. – Но давеча я не имел достойного яйца, чтоб похристосоваться
– Воистину воскрес! Но только не в губы и всего один раз! – вскрикнула девушка, но похристосовалась.
Приказчик подал ей меня, сахарное яйцо.
– Дивное дело! – сказал купец. – Точь-точь такое, что я давеча генералу снес.
– Да это, папенька, оно самое и есть, – отвечала девушка. – Вот и заметка. Когда вы это яйцо принесли, то не велели братишкам его лизать, а они не послушались да и откусили от него цветок. Вот и впадина, где был цветок.
– Не может быть, – пробормотал купец, взяв меня в руки и рассматривая. – Так и есть: впадина! Вот и озубки. Где ты взял это яйцо? Признавайся! – крикнул он на приказчика.
– Ей-богу, в кондитерской лавке купил.
– Врешь, врешь! Ну да я сейчас разузнаю! Я у генерала спрошу, цело ли у него яйцо.
Пьяный купец вскочил с места, надел на себя пальто, меня, яйцо, положил в шляпу и, надев ее вместе со мной на голову, выбежал сгоряча из квартиры.
– Дмитрий Павлыч! Опомнись! Куда ты? – кричала ему вслед жена, но он не унимался и бежал по лестнице вниз.
На последней площадке повстречал купца знакомый. Он шел к нему в гости.
– Христос воскрес! – воскликнул знакомый.
– Воистину! – отвечал купец и, забывшись, снял с головы шляпу, чтобы похристосоваться со знакомым.
Я, сахарное яйцо, выпало из шляпы и разбилось вдребезги. Купец стоял надо мной и чесал затылок.
– Вот поди ж ты какая незадача! И допытаться не удалось насчет яйца-то… – пробормотал он.
VII. Новогодние похождения визитной карточки, ею самою описанные
– Слава богу, швейцара нет и полтинник сохранен у меня в кармане! – пробормотал себе под нос в первый день нового года мой тезка и однофамилец Петр Иванович Поддиванов – мужчина средних лет, юркнул в подъезд и побежал вверх по лестнице, но в это время где-то сбоку отворилась дверь каморки, и перед ним, как из земли, вырос швейцар в фуражке с позументом и в ливрее с металлическими пуговицами.
– С Новым годом, с новым счастьем, ваше высокородие! Желаю вам сто лет здравствовать! – крикнул он, вытянувшись в струнку.
– Спасибо, – отвечал мой тезка, остановился, полез в кошелек и спросил: – Василий Степаныч Иванов дома?
– Никак нет-с! Мне приказали лошадь заложить и уехали сейчас по Невскому кататься.
– Как лошадь? Да ведь у них нет лошадей.
– Не было-с, а теперь завели. Как только анжинеру дали отставку, а купца приманили, так у них и лошади явились и в гору они
– Странно! – пробормотал мой тезка. – Удивительно, как он вдруг поднялся! Может быть, домашние дома? – задал он вопрос.
– Кухарка и горничная дома.
– Чудак! Я о членах его семейства спрашиваю. На вот тебе на чай и передай мою карточку.
Тезка мой ушел, а я, карточка, осталась у швейцара.
– Новый хахаль к Василисе-то Ивановне приезжал, – сказал швейцар жене. – Только уж этот не по ней: сквалыжник и всего полтину мне дал. К содержанке приехал, а швейцару полтину! Ах, черти! Возьми вот карточку да передай в ее квартиру.
Швейцарова жена пошла наверх и позвонилась в квартиру содержанки Василисы Ивановны Степановой.
– Барин сейчас принес, – пояснила она, передавая меня, карточку, молоденькой горничной. – Жадный-прежадный! Мужу всего полтину дал.
– Ну, этот у нас со своей жадностью не пообедает, – отвечала горничная. – «Петр Иванович Поддиванов», – прочла она. – Не слыхали такого. Такой к нам не ездит. Разве, может быть, наша в маскараде на прошлой неделе с ним познакомилась?..
Горничная взяла мена, карточку, и заткнула за зеркало в гостиной. Вскоре приехала сама Василиса Ивановна – молодая, но сильно уже помятая женщина и прикрашенная произведениями парфюмера Рузанова.
– Никто не был? – спросила она, снимая с себя бархатную шубку, опушенную соболями. – Мирон Парфеныч не приезжал?
– Мирон Парфеныч не приезжал, – докладывала горничная. – А вот кто-то швейцару карточку для вас привез.
– «Петр Иваныч Поддиванов», – прочитала Василиса Ивановна и сказала: – Фу, какая глупая фамилия! Никакого Поддиванова я не знаю. Разве, может быть, это тот самый офицер, что в прошедшее воскресенье меня по Невскому на лихаче обгонял? – задала она сама себе вопрос.
– Право, уж не знаю. Только, говорят, очень сквалыжный человек. Швейцару всего полтинник дал.
Василиса Ивановна бросила на стол меня, карточку, и прибавила:
– Вот что, Груша, возьми и брось куда-нибудь эту карточку, а то Мирон Парфеныч ее увидеть может и еще, чего доброго, приревнует меня. Сегодня он, пожалуй, пьяный приедет, и может скандал выйти.
Горничная принесла меня к себе в комнату. Там у ней сидел гость, молодой лакей с закрученными усами, курил папироску и пил кофий из расписной чашки с надписью: «Дарю в день андила».
– Что это у вас в распрекрасных ручках? – спросил он.
– Карточка. Это мне один антиресный кавалер подарил, – отвечала горничная. – Я с ним в Немецком клубе познакомилась, и он ту механику ведет, чтоб я его полюбила, потому что он ужасти как врезавшись в меня. Сейчас приезжал ко мне в гости с парадной лестницы, но так как узнал, что барыня дома, то не захотел входить и подарил мне карточку и три рубля в виде сувенира.
– Может, это одна пустая словесность с вашей стороны? – протянул лакей. – Покажите-ка карточку.