Ради смеха, или Кадидат индустриальных наук
Шрифт:
— Вот те на! — удивился Степа.
— Е-мое — прошептал Юрий Михайлович.
— Оно, конечно, так, — прокашлявшись, солидно начал Аполлинарий Модестович. — Но, милая девушка, Михаил, как бы это помягче сказать, не совсем с парадного хода желает попасть в науку. И мы, ученые, иногда разделяем эти стремления. Пусть он сегодня не внес своей лепты в науку, но зато завтра, когда он будет получать приличную зарплату, пользоваться заслуженным авторитетом в обществе, он вернет этот долг государству с лихвой.
— Да-да, — подтвердил
— Где же мысль? Ага. Только такая политика, когда мы делаем многих кандидатов наук почти ни за что, как бы авансом, принесет нечервивые плоды в эпоху научно-технической революции.
— Е-мое! — вновь изумился Юрий Михайлович. — Рехнуться можно.
Черту под разговором подвел Степа Академик:
— Детали обсудим завтра у Миши на работе. А то здесь… — Степа покосился на Элю. — Возражений нет? Возражений, спрашиваю, нет, товарищ Букин?
— До дна — это хорошо! Эпики, бэпики, сухэ, дэма…
Когда поднимались из-за стола, то снова обратили внимание на экс-импозантного поэта. Он не то чтобы твердо, но как-то самоуверенно высился над столом, лишь в последний миг удерживая свое тело от падения. Колебался он в такт классическому хорею.
– А сейчас, - провозгласил он, не отрывая горящих глаз от официантки, — я прочту стихи, которые называются очень просто: «Письмо из пионерского лагеря». Это из цикла «Цветы в чужом палисаднике». — Поэт откашлялся, выстрелил вперед рукой и почти запел:
Получил от внука
Письмецо Федот
Внук его прекрасно
В лагере живет.
Что-то до боли знакомое почудилось Мише в этих стихах. Может, в школе проходили? Но ведь тогда это очень известный поэт. А ведь, посмотрите, как он прост, как любит своих друзей…
— Миша, ну пойдем, — потянула его за рукав Эля. — Что ты стал как вкопанный?
— Да вот думаю: поставить, что ли, поэту бутылку?
— Ну что ты?! Они такие гордые; возьмет да и бросит бутылку в тебя.
— Тогда пойдем.
…В четверг состоялось заключительное заседание штаба по подготовке Михаила Блинова к защите диссертации. Председательствовал Степа Академик.
— Экзамены сданы? — спросил он.
— Е-мое — сколько пришлось помучиться, — запричитал Юрий Михайлович.
— Я спрашиваю: экзамены сданы? — поднажал голосом Степа Академик.
— Сданы, — ответил первый оппонент,
— Пойдем дальше. Диссертация готова? Аполлинарий Модестович утвердительно кивнул головой и сказал:
— Готова. — Он поерзал на стуле, решая, стоит ли говорить о том, каких трудов ему стоило чуть ли не на блюдечке поднести Блинову готовую диссертацию. Шутка ли: умыкнуть чью-то диссертацию из подвала библиотеки, очистить ее от мышиного помета, перепечатать, сменить титульные листы, приблизить к сегодняшнему дню библиографические источники, наконец, переплести диссертацию. Аполлинарий Модестович устало махнул и подтвердил:
— Готова.
— Оппоненты
— Подготовили. Но… — «но» принадлежало Юрию Михайловичу. — Я хотел спросить: рефераты разосланы?
Степа Академик нахмурился, но тут ему на выручку поспешил Аполлинарий Модестович:
— Давным-давно, — бойко соврал он.
Степа Академик улыбкой поблагодарил коллегу и, перечеркнув на листочке все пункты жирным крестом, сказал:
— Ну, а сейчас давайте проэкзаменуем нашего соискателя. И подшлифуем его речь. Ты знаешь, Миша, что такое защита диссертации?
— Как сказать… — заметался мыслью Блинов.
– Тогда слушай, — торжественно продолжал Степа Академик. — Защита — это пятнадцать минут позора. Да-да, пятнадцать минут позора, но зато потом всю жизнь хлеб с маслом.
— Я не хочу позориться, — насупившись сказал Миша.
— Миша, не ты первый, не ты последний. Ты выучил стенограмму?
— Выучил.
— Тогда проверим. Что надо сказать первому оппоненту?
— Пожалуйста. — Миша поднялся со стула, наморщил лоб и вдруг каким-то не своим голосом заверещал: — Прежде всего я хотел бы сердечно поблагодарить первого оппонента, уважаемого Юрия Михайловича, за внимательное прочтение моей работы и те ценные замечания, которые он сейчас высказал и которые, безусловно, помогут мне при дальнейшем изучении данной темы,
— Хорошо, — похвалил Степа Академик. — Только ты зенками-то не блуди, а смотри на Юрия Михайловича и поклонись ему. Дальше.
— Но вместе с тем, - чудным голосом продолжал Блинов, — я хотел бы не то что не согласиться с уважаемым оппонентом, а как бы дополнить мою мысль, которая, видимо, не совсем точно нашла отражение в моей диссертации. Итак, Юрий Михайлович отметил…
– Молодец, Миша! И тут ты ему выскажешь все, что о нем думаешь. — Стена Академик поднялся со стула, заложил руки за спину и, словно рассуждая вслух, заговорил: — Оппоненты — они кто? Они, как правило, крупные ученью и им, конечно, некогда читать всякую белиберду. Рефератик полистает — и то ладно. Поэтому замечания для оппонента, как правило, пишут сами соискатели. Но надо, чтобы они были солидные и вместе с тем не по главным вопросам, а так, сбоку. И — упаси бог! — обидеть оппонента. Поэтому в конце что ты должен скапать?
— Я еще раз от всего сердца благодарю первого оппонента, уважаемого Юрия Михаиловича…
— Глаза, следи за глазами! — скомандовал Степа Академик.
— …за внимательное прочтение диссертации и весьма ценные замечания, которые он сделал, — докурил фимиам Миша Блинов.
Надо было видеть Юрия Михаиловича: он млел, с удовольствием поддакивал и, не сдержавшись, зааплодировал:
— Е'мое! — с чувством сказал он. — Какая глыба идет в нашу пауку!
Степа Академик сложил на этот раз руки на живот и, переступив с пяток на носки, игриво поинтересовался: