Ради жизни на земле (сборник)
Шрифт:
На ней была выгоревшая защитная гимнастерка. Такая же юбка и маленькие щегольские сапожки. Из-под сдвинутой на правую бровь синей пилотки на спину спускались длинные черные косы.
— Это Ширин — наш комсорг. Если б вы знали, какая это разведчица! А как она стреляет, как ездит на коне! — восхищенно зашептал парень с немецким автоматом на шее, не спуская с девушки глаз.
История ее жизни казалась легендой. Ширин родилась в Узбекистане. Незадолго до начала войны четырнадцатилетняя девочка вместе с матерью переехала в Брест, куда был переведен ее отец. Он погиб в первые часы войны. В дни обороны
Весной 1942 года отряду потребовались медикаменты. Как их достать? К кому из городских врачей обратиться?
— Разрешите сходить в Брест мне. До войны по соседству с нами жил старый врач-еврей. Он должен помнить меня, — горячо говорила Ширин.
За это предложение было и то, что большие черные глаза и длинные косы делали ее похожей на еврейку. Не вызывая подозрений, она могла общаться с евреями, которые тогда были под строгим надзором полиции.
Когда задание было уже почти выполнено и Ширин со старым врачом шла по улице, они попали в облаву. Полицаи и немцы хватали молодежь и гнали на биржу труда: так начиналась дорога на фашистскую каторгу в Германию. Казалось, на спасение не осталось и малейшей надежды.
— Говорите мне что-нибудь по-еврейски, — торопливо шепнула своему спутнику Ширин. Старик заговорил по-еврейски, а девушка, улыбаясь, отвечала ему по-узбекски. Так, оживленно «беседуя», они поравнялись с двумя полицаями.
— Стой! Документы! — окликнул их один из полицаев.
— Брось, не видишь с пьяну, что ли, — это же юде! — остановил его напарник.
— Ишь как трещат, и слов не разберешь. Ну да пусть пока поговорят. Скоро мы их отправим, только в другую сторону! — услышали они за спиной голоса и смех полицаев.
Отряд получил медикаменты. Так благодаря девушке из Узбекистана и старику, носившему на груди накануне своей гибели желтую шестиугольную звезду, были спасены жизни людей различных национальностей…
Как-то Ширин снова отправилась из леса на задание. Распростившись с партизанами на последней заставе, она двинулась дальше одна. И вдруг из-за кустов ее неожиданно схватили два дюжих полицая, неизвестно как и для чего оказавшиеся в лесу. Девушка рванулась — в руках полицаев осталась только ее куртка. А еще через мгновение они, навеки сохранив на своих лицах удивленное выражение, лежали на лесной тропинке, прошитые автоматной очередью.
Это были лишь отдельные штрихи удивительной биографии девушки из Узбекистана, о которой казаху Тилитаеву и его людям рассказали белорусы под Брестом.
На следующий день конники Тилитаева были в своем соединении. Оно расположилось в лесу на севере Волыни, неподалеку от железной дороги Брест — Ковель.
Раннее июньское утро. Только что проснувшийся лес полон птичьего щебета и той влажной пахучей свежести, которая скапливается за ночь и при свете солнца распространяется повсюду, бодря все живое. В этот
— Фашисты подтягивают крупные силы и окружают лес. Штаб партизанского движения Украины приказал из окружения не выходить, а принять бой. Это отвлечет армейские части врага и облегчит нашим прорыв фронта. Поэтому, ведя бой здесь, мы будем помогать прорыву линии обороны врага на фронте.
А потом, убедившись, что все понимают серьезность задачи, отдал распоряжение:
— Окопы рыть в полный профиль. Коней укрыть в соседней балке.
В небе появляется «рама».
— Неспроста этот пакостник здесь кружится, — вздыхает Ванюшка Абрамченко и снова с ожесточением роет ячейку для ручного пулемета…
Оборона готова. И вовремя.
Солнце уже опускалось, когда с запада, медленно извиваясь, поблескивая боками автомашин и бронетранспортеров, надсадно завывая моторами, поползли вражеские колонны.
Третьи сутки подряд гремит бой. Никто не может сказать, в который раз идут в атаку гитлеровцы и власовцы.
— Без команды не стрелять, — снова и снова передает по цепи Тилитаев.
Все ближе мелькают за деревьями пестрые плащ-накидки и маскхалаты. «Форвертс! Форвертс!» Пестрые фигуры уже не только не ложатся, но и не прячутся за деревья. Еще один бросок — и они растопчут защитников леса. И снова, в который раз, им приходится откатываться назад, бросая убитых и раненых.
В цепях залегших гитлеровцев непонятная возня.
— Фойер! Фойер! — слышится оттуда.
— Мало им было огня! Еще хотят, — не говорит, а хрипит потерявший голос Тилитаев.
Впереди вспыхивают яркие языки пламени. Огнеметы. Так вот о каком огне кричали фашисты! Языки пламени ширятся, растут. Огненный вал с треском и шипением катится на окопы.
— Сгорим! — взлетает чей-то испуганный возглас.
— Без паники! Горит хвоя и сушняк, а не лес! Убрать от окопов все, что может гореть, — слышится уверенный голос командира.
Обдирая в кровь руки, люди под прикрытием приближающегося огненного вала оттаскивают ветки и валежник. Огонь все ближе. Вот уже в нем дико воют тяжело раненные власовцы, оставшиеся там, где захлебывались их атаки. А партизаны слезящимися от жары и дыма глазами уже ловят на прицел фигуры врагов.
На четвертый день боев от командования соединения поступил приказ: прибыть к штабу соединения для выхода из окружения. Но как оторваться от противника, если он то и дело бросается в атаки? Нужно оставить заслон, который ценой собственной жизни задержит врага. Остаются добровольцы.
За огромным сосновым пнем залег Адам Иванчук из Городницы. Он спокоен в любой обстановке. Однажды, когда подрывники минировали железнодорожную линию, Адам находился в группе бокового охранения. Тихий свист оповестил, что мина заложена и охранение может сниматься. И когда все поднялись, на насыпи остался лежать один Иванчук. Оказывается, парень задремал, когда других в это время била нервная дрожь. Тогда за свое чрезмерное спокойствие он получил от Тилитаева трое суток ареста. Правда, за неимением гауптвахты он отсидел их в самим же вырытой яме. Сейчас его сверхъестественной хладнокровие было как нельзя кстати.