Радикал рок-н-ролла: жизнь и таинственная смерть Дина Рида
Шрифт:
Глава 17. Обретение невесты — 3
Рид вернулся в Восточный Берлин, в свой опустевший дом. В феврале 1978 года он развелся с Вибке, позволив ей и Наташе еще какое-то время пожить в нем, но пожелал, чтобы к моменту его возвращения из Соединенных Штатов они переехали в другое жилище. Как Рид объяснял своему брату Вернону, эта женитьба была основана на хорошем сексе, поскольку поначалу супруги не могли говорить на языках друг друга, а как только смогли, обнаружили, что не вполне совместимы. Сразу после развода в письме Патону Прайсу он обрисовал еще мрачнее глубины.
«Я так счастлив, что больше не связан с Вибке, — написал Рид. — Сейчас она, конечно же, делает все, чего я ожидал от нее прежде, и то, что она отказывалась делать. Она преподает и принимает участие в политике (как переводчик на фестивале политической песни). Мы почти не ссоримся и трахаемся почти как прежде. На часть тех денег, которые я отдал ей, чтобы получить развод, она должна купить дом в пяти минутах от меня и переехать туда в июле. Жизнь в одиночестве иногда может быть тоскливой, но уж лучше время от
247
«Я так счастлив…» — письмо Дина Рида Патону Прайсу, 10 февраля 1978, документы Штази, том 1, BStU 240.
Рид следовал расписанию гастрольных поездок по Советскому Союзу и другим странам за «железным занавесом». Он записывал альбомы: попурри в основном из американского и британского рок-н-ролла, кантри и собственные авторские композиции. Он также выпускал на государственном восточногерманском телевидении первые буффонады, в духе старых шоу Эда Салливана. Рид представлял зрителям девушек-танцовщиц, артистов с дрессированными животными и певцов со всех уголков мира. Бывало, для разогрева публики он вспоминал свое университетское гимнастическое прошлое и проходился по полу на руках. В 1979-м друг Рида Гарри Белафонте принял предложение стать гостем его программы. Однако к назначенному дню Белафонте отменил свое участие, и Рид, подыскивая ему замену, решил обратиться к своему старинному приятелю Филу Эверли.
С появлением в 1964 году группы «Битлз» слава «Братьев Эверли» меркнет, но им все же удается удерживать своих верных почитателей, продолжать записывать альбомы и выступать с концертами. В июле 1970 года они еще настолько привлекательны, что телевизионная компания «Эй-Би-Си» запускает в эфир «Шоу братьев Эверли» — эстрадное представление, на одиннадцать недель заменившее «Шоу Джонни Кэша». Увы, гармоничное звучание торговой марки «Братьев Эверли» существовало только во время их выступлений. Вне сцены голоса братьев диссонировали в бесконечных перебранках по профессиональным и личным мотивам. Все обрушилось 14 июля 1973 года в Театре Джона Вейна на Нотс-Берри-Фарм в Голливуде. В тот день у братьев было намечено три выступления, но уже на середине второго театральный арт-менеджер остановил шоу, поскольку был недоволен выступлением Дона Эверли. Фил Эверли со злости разбил свою гитару, убежал со сцены и выскочил из театра. Дон Эверли согласился исполнить соло в третьей программе, в которой и объявил о распаде группы, сказав: «"Братья Эверли" умерли десять лет назад». Фил продолжил записывать музыку, вначале для «Ар-Си-Эй», затем под британской маркой. Особого интереса эти работы не вызвали, но в 1978 году он появился в триумфальном фильме Клинта Иствуда «Победить любой ценой», в котором спел дуэтом со звездной коллегой Клинта по фильму Сондрой Лок.
Фил Эверли и Рид не общались в течение многих лет, но Прайс держал их в курсе дел друг друга. Когда Рид напрямую позвонил Филу и попросил его выступить на восточногерманском телевидении, Эверли решил, что было бы весело провести шоу вместе со старым приятелем и интересно посетить коммунистическую страну. Эверли, консервативного республиканца, в Восточном Берлине потрясли два открытия: первое — экономическая и политическая ситуация была хуже, чем он себе представлял, и второе — его друг здесь невероятно громадная звезда. «Его знали все, — вспоминал Эверли. — В любом ресторане к вам обязательно выходил шеф-повар. Все знали Дина. Если вы останавливались в его доме, это было трудно понять, но каждый день на дороге, ведущей к его дому, толпились по десять, пятнадцать девушек с цветами. Я в это не верил, пока не увидел сам». Возвращаясь домой, Эверли, вместо того чтобы пересечь Чек-пойнт и сесть на самолет в Западном Берлине, направился в восточно-берлинский аэропорт. Его, как и других вылетавших на Запад пассажиров, отвели в пустую комнату под присмотр охранников с автоматами. День близился к концу, только что закрылся магазин в аэровокзале, когда вдруг объявили, что рейс отменен. Перед Эверли возникла безрадостная перспектива протомиться в той комнате всю ночь. Американец наблюдал, как грубо обращался охранник с каждым, кто приближался к нему с вопросами, задаваемыми на немецком языке, поэтому у него не было никакого желания просить об одолжении, имея в распоряжении только английский. Взвесив все за и против, певец все же пришел к выводу, что провести ночь в той комнате аэропорта — намного хуже, чем быть обруганным, или даже побитым, солдатами. Обратившись по-английски, с добавлением нескольких немецких слов, указывая и жестикулируя, Эверли сумел довести до сознания охранника, что он знаком с Дином Ридом и что у него есть его телефонный номер. Услышав имя Рида, стражник быстро открыл магазин, позволив Эверли воспользоваться телефоном. Когда через короткое время прибыл Рид, благоговеющий перед знаменитостью охранник — с автоматом, висящим уже за плечом, а не зажатым в руках, — вывел к нему Эверли. Все остальные пассажиры рейса оставались в аэропорту до следующего дня. [248]
248
«Его знали все…» — интервью Фила Эверли, 31 мая 1996 г.
В то время как для Эверли эта поездка являлась подтверждением его подозрений о том, насколько
И все же Рид настаивал на том, что коммунистические правительства идут по верному пути, несмотря на плохие апельсины и тому подобное. По крайней мере каждому обеспечено необходимое количество продовольствия, одежды, крыши над головой и медицинского обслуживания, даже если качество продуктов и не дотягивает до капиталистических стандартов. Люди не будут голодать, жить на улицах или в будках, как это происходит дома, в Америке, говорил Рид. Однако Эверли продолжал атаковать. Он указывал на то, что мясник, сосед Рида, принесет ему мясо на дом, так что американцу не придется выстаивать часами в очередях, как большинству восточных немцев. Эверли отмечал, что у Рида есть машина и прекрасный дом — два символа благополучной жизни, обладателями которых никогда не станут многие жители его новой страны. «Он сказал, что "правительство предоставило мне дом", — вспоминал Эверли. — Я спросил: "А что случилось с тем парнем, у которого они его забрали? " Он рассмеялся и заметил: "Прямо в точку"».
Фил Эверли не сомневается в том, что Рид действительно был искренен, возводя горы похвал над коммунистической системой и выражая открытое пренебрежение к политической стратегии Америки. При этом он убежден, что Рид никоим образом не торговал душой с Восточной Германией или Советами в обмен на прекрасный дом, кинофильмы и контракты со студиями звукозаписи. Дин Рид по-прежнему противостоял этим правительствам, когда они просили его поддержать то, во что он не верил. Филу было известно о том, что Рид исполнял песню «Моя еврейская мама» в СССР. И он свидетельствует, что в популярном телевизионном шоу Рида в Восточной Германии зачастую принимали участие исполнители, которым не благоволил местный комиссар от музыки — человек, обладавший абсолютной властью решать, кто будет работать, а кто нет. Рид не обращал на это внимания и приводил тех людей, которых ему хотелось, включая артиста, однажды убежавшего на Запад. «Я думаю, что для себя он избрал такой путь… он называл себя марксистом, — рассудил его неповиновение Эверли. — Дин имел эту независимость от (коммунистической) партии, являясь мощным инструментом в их пользу, поскольку он был из Америки».
Рид рассказывал Эверли о своих поездках и выступлениях по всему миру, во всех подробностях, включая те случаи, когда его шутки проваливались. Выступая перед палестинцами, он рассказал одну из своих стандартных баек о восточногерманском самолете, крылья которого отпадали всякий раз, как только он оказывался в воздухе, что приводило к фатальному падению. Немцы привлекали к работе над этой проблемой своих лучших ученых, но что бы они ни делали, крылья все равно отваливались от фюзеляжа, в результате чего самолет вертелся по направлению к земле. С отчаяния руководство обратилось ко всем гражданам страны за советом. Человек из Восточного Берлина сообщил инженерам, что его осенило, пока он сидел на толчке. Он предложил инженерам просверлить отверстия в крыльях близко к местам их крепления к фюзеляжу. Так и сделали, самолет взлетел, пролетел более часа и благополучно приземлился. Ученые и инженеры прибежали к тому человеку и спросили его, почему это сработало. Он ответил: «Туалетная бумага тоже никогда не рвется от перфорации». Шутка повсюду вызывала смех, за исключением палестинцев. Проблема заключалась в том, что у палестинцев не было такой туалетной бумаги, которой пользовались в западных странах, и шутка умерла, — поведал Эверли Рид. [249]
249
«Он знал, что там было не так…» — там же.
В профессиональном смысле Риду почти не на что было жаловаться. Его концерт в Болгарии, проходивший на футбольном стадионе, собрал 70 тысяч зрителей. Какое-то время он встречался с женщиной, которую киностудия ДЕФА на время работы над фильмом назначила ему переводчиком. Эти отношения не переросли во что-то серьезное, и к 1980 году он все еще вел холостяцкую жизнь, изредка заглядывая к Вибке поиграть с дочерью Наташей. Также Рид был занят написанием сценария к другому фильму, который планировал режиссировать и в котором намеревался исполнить главную роль, как это было в «Певце». Но на этот раз ему хотелось чего-то попроще, какую-нибудь комедийную историю, случившуюся на американском Западе. Более того, ему хотелось работать со своим старым другом и наставником Патоном Прайсом. Будучи уже в преклонном возрасте Прайс и его жена усыновили ребенка, первого и единственного. Они назвали мальчика Дином. Так что Дин-старший оплатил дорогу для трех членов семейства Прайс. Он был глубоко взволнован тем, что какое-то время проведет со своим старинным другом. Он показал Прайсам Восточный Берлин и поселил их в своем просторном доме на берегу озера, который после переделки Вибке очень напоминал дом Рида в Аргентине, с его оштукатуренными белыми стенами, красной черепичной крышей и задним двориком. Большая травянистая площадка за домом с вечнозелеными растениями и несколькими лиственницами спускалась к деревянной пристани на озере.