Радиомозг

Беляев Сергей Михайлович

–  Значит, одним вскрытием меньше? Тем лучше… А ты, Федор, посмотри-ка по другим столам, не разбежались ли остальные покойники?

Таху Борис Глебыч сказал:

–  Как же это вы, батенька, живого в покойники определили? Зрачки смотрели?

–  Смотрел. Не реагировали.

–  Гм… Вот черт! Это Торама какой-то… Впрочем, не нашего разума это дело… Какая пинкертоновщина свалилась! Это уж пускай милицейские спецы разбирают, загадочки разгадывают, я тут ни при чем, не я загадывал. Да вот, кстати, и товарищ… Легок на помине.

Молодой

следователь выслушал рассказ о пропавшем трупе и пожал плечами.

–  Я, товарищи, служу очень недавно… Самому мне, по совести сказать, в деталях не разобраться. Напишу протокол, направлю дальше… А вы заявленьице напишите, доктор.

Борис Глебыч всплеснул руками.

–  А ну вас… Мне вскрытия надо делать, а тут еще заявления писать? Мерси, не намерен… Федор покойника потерял, Федор в контору заявит, контора разберется… У нас в конторе такой спец Баран Баранович сидит, он выкрутит… А я еще раз - мерси…

Следователь примостился у высокой конторки, на которой обычно пишутся протоколы вскрытий, и начал писать, старательно выводя буквы. Федор в это время ходил по мертвецкой, приподнимал цинковые футлярные ящики над столами, проверял, все ли трупы в наличности.

–  Остальные трупы на месте, Борис Глебыч, - наконец доложил Федор, проверив последний стол, и опять почесал в ухе.
– Вот что… Ты теперь, Федя, мешок с одеждой этого пропащего принеси.

–  Да, да, - живо подхватил следователь.
– Принесите, товарищ.

В брезентовом мешке оказалось старенькое, забрызганное грязью пальтишко, рваная куртка, штаны и опорки. Федор перебирал этот хлам и ворчал:

–  Все в целости, как полагается… Извольте удостовериться.

Следователь кончил писать и закурил махорочную самокрутку.

–  Значит, труп был положен на этот стол, прикрыт футляром? Так… Дверь была заперта? Ах, эта не заперта? Почему?

Федор даже зубами заскрипел на непонятливость молодого следователя.

–  Да где же это видано, чтобы их, бездыханные тела, запирать? Лежат они себе смирно, как полагается… Не убегут.

–  А этот вот убег?

Все засмеялись. Федор со злостью запихнул старенькую одежонку в мешок.

–  Так, значит, он живой был, ежели убег… Эта дверь не запирается, зато вон та запирается… На крючок изнутри… Я же здесь, при мертвецкой, и живу.

–  Ночью-то ты ничего не слыхал?
– спросил Борис Глебыч.

–  Ничего… Собака раз под окном полаяла, только и всего.

Следователь встал и спрятал исписанный лист бумаги в портфель.

–  Заеду сейчас в контору, отберу выписку из приемного покоя и направлю в инспекцию. Как там решат, так и будет.

Tax задумчиво смотрел через окно на больничный двор. Молодая санитарка в белом халате пробежала, как кошка, осторожно встряхиваясь, по выпавшему за ночь снегу. Снег был пухлый, белый, похожий на расстеленную гигроскопическую вату. Санитарка крепко прижимала к себе большую бутыль с дистиллированной водой. Tax подумал про санитарку:

«Это Ксюша… Из аптеки бежит в хирургическое…» Потом стал думать о своем. О том, что думал еще в рентгеновском кабинете сегодня с самого раннего утра.

–  А зачем вы трупы ящиками накрываете?
– уже простившись, спросил следователь.

–  От крыс, батенька, - ответил ему Борис Глебыч.

Федор только дернул плечами с досады: и этого, мол, не понимает… Но следователь понял:

–  А-а… Неужели?

Борис Глебыч кивнул головой.

–  Объедают.

–  Как полагается, - добавил Федор и понес на плечах мешок за следователем в больничную контору.

–  Недурненькая историйка?
– спросил Борис Глебыч Таха, когда следователь с Федором ушли.
– Впрочем, я не удивляюсь. В детской у Михаила Александровича лет пять назад было подобное происшествие. Принесли мальчишку в подобное учреждение. Умер, и ладно, тащи из палаты… А он очухался, да как заорет благим матом. Соскочил, прибежал к служителю… А там у служителя гости были будто, выпивали… Явился мальчишка, воет. Гости от него… Шум, гам, паника… Прибежали, говорят, из корпуса, опять в палату переправили.

Tax не слушал. Он смотрел через оконное стекло на двор.

Из ворот по вытоптанной тропиночке к аптеке шла старая слепая женщина, ее вел за руку мальчонка-поводырь. Навстречу им из дверей аптеки выскочила санитарка с корзинкой пузырьков. Старуха остановилась. Мальчонка снял измятую клочкастую шапку и поклонился санитарке, попросил милостыню. Санитарка левой рукой попридержала корзинку, а правой пошарила в кармане, достала большой кусок сахару и сунула его в руку мальчонке. Что-то сказала ему, потому что изо рта ее вырвались клубки морозного пара, и побежала к корпусу.

Мальчонка размашисто, по-деревенски перекрестился, надел шапку и дернул за руку старуху, отрывисто и деловито, тоже по-деревенски. Так крестьяне дергают клячу, застоявшуюся у водопоя.

У ворот стоял дворник Антон, грозился метлой на мальчонку и кричал: вероятно, гнал нищих со двора.

Tax отступил от окна и провел рукой по внезапно вспотевшему лбу.

–  Несомненно… - прошептал он. Потом крикнул - Да ведь это был нищий!

Борис Глебыч переспросил:

–  Какой нищий?

Tax глядел на Бориса Глебыча, не видя его. Говорил вслух, отвечая своим мыслям:

–  Егор Картузов… Глиняная улица…

–  Батенька, - воскликнул изумленный Борис Глебыч, - проснитесь.

Но Tax уже выбежал из мертвецкой.

VIII. ГОЛЫЙ ЧЕЛОВЕК

Лука от неожиданности раскрыл рот и не мог сказать ни слова.

Голый человек еще больше прижался к березе и, казалось, плакал… Лука несколько раз зажмурил и разжмурил свои глаза, чтобы проверить себя, не кажется ли это ему, не привидение ли? Но Лука в привидения не верил и поэтому громко произнес первое попавшееся ему на язык слово: