Радиомозг
Шрифт:
Гэз увидел на экране светлое пятно в виде неправильного полуовала, по которому быстро перебегали разноцветные искорки. Темная заметная полоска тянулась сверху вниз полуовала.
Tax, как лектор, указал тонкой длинной палочкой на экран.
– Это картина вашего живого, работающего мозга, инженер. Темная полоска разделяет кору большого мозга на два полушария. От нее в обе стороны разбегаются неправильные линии, вроде змеек; это - мозговые извилины, на протяжении которых находятся нервные центры. Вот - во второй левой лобной извилине -
Гэз начал читать.
Настанет день. И все восстанут, как один. Прекрасный, страшный день. Но отгремит гроза. И как легко вздохнет земля, Умытая дождем. Все будет новое: земля и люди…Tax водил по экрану палочкой в это время и объяснял:
– Замечаете, как бледно-розовое пятнышко вспыхнуло? Это работает центр речи. А вот одновременно фиолетовые искорки в конце третьей лобной извилины. Здесь - центр, заведующий движением гортани. Он тоже работает… Теперь вы ясно видите, что все так называемые «душевные» восприятия, ощущения, способности и тому подобное связаны с определенными областями мозговой коры.
В 1870 году Фрич и Гициг блестящими опытами положили начало этому. Впоследствии работы Ферье, Шарко и Грассэ расширили наши знания о работе коры мозга.
Есть центры двигательные и чувствительные… На экране вы видите только беглую и беспорядочную игру световых пятнышек и искорок… А я читаю их, как книгу, потому что я нашел ключ к чтению этих световых знаков… Вы сейчас вспоминаете мелодию вальса. Я это ясно вижу… Пульсация зеленой искры в три четверти, темпом вальса, в первой височной извилине говорит мне это.
– Совершенно верно, - сказал Гэз и с интересом наблюдал, как соответственно его словам два раза вспыхнуло бледно-розовое пятнышко центра речи.
Tax зажег свет, и Гэз снял с себя алюминиевый шлем.
– Удивительно! Изумительно! Позвольте поздравить вас, доктор!
– Он крепко пожал руки Таха.
– Но пока еще только на два метра, - горестно сказал Tax.
– Что такое?
– не понял Гэз.
– Я еще не могу передавать це-волны на далекие расстояния.
– Как же вы говорили, что этот вопрос решен?
– Да, он решен. Но не мной.
– Кем же?
– воскликнул Гэз.
– А теми, кто дает сигналы на небывало короткой волне. Теми, которые надевают парики, гримируются, притворяются мертвыми, чтобы потом убежать из мертвецкой. Теми, которые под видом больных нищих попадают к нам в больницу. Теми, которые… вообще заинтересованы в том, чтобы мешать мне и вам работать, черт возьми.
Tax потряс кулаками в воздухе.
– Я был на
Гэз стал искать свою шапку.
– Вот что, доктор… Это дело так оставлять нельзя. Завтра прошу вас с вашими аппаратами ко мне в лабораторию. Идет?
В дверях Гэз вздохнул и улыбнулся.
– Из-за вашего интереснейшего сообщения я сегодня проехался по воздуху. Как хорошо… После войны свежий воздух мне напоминал окопы, и я не любил его… Я сидел у себя в лаборатории… Но теперь, пожалуй, я буду чаще покидать ее.
Tax проводил Гэза.
– Солнце и свежий воздух - это жизнь и здоровье, инженер. До завтра.
XIX. ПОИСКИ
Мишутка в первый раз за свою службу не пришел на завод. Всю ночь, придя домой с дачи, он думал о том, куда исчезла Дуня. Он не спал, и мысли, странные и неприятные, волновали его. Дуня, которую он любил больше жизни, Дуня, которой он дал клятву верности и дружбы, не подождала его, а ушла, даже не сказав «прощай».
Утром, лишь только забрезжил весенний свет и задолго до гудка, Мишутка бросился через поселок к домишку товарища Никиты, отца Дуни.
Никита высунул бородатое лицо из оконца.
– Чего ты, еще ни свет ни заря?
– Дуня дома?
– задыхаясь, спросил Мишутка.
– А когда она дома-то бывает?
– с сердцем рванул Никита.
– Все собрания да заседания… Говорила вчера, что у Гланьки, может, останется… Все подруги-подруженьки… А ты чего ее спрашиваешь?
– Да как же, товарищ Никита… - начал Мишутка смущенно, а потом сразу перевел речь на другое: - Так у Гланьки, говоришь?
И не дождался ответа. Уже рысью мчался к подруге Дуни, Гланьке Шитовой.
Никита только покачал головой.
– Вот полоумный-то, как есть…
Гланька кипятила на примусе чайник. На Мишутку посмотрела с изумлением.
– Да я твоей Дуни и в глаза-то вчера не видела.
Мишутка пулей вылетел из каморки Гланьки.
Он бегал по поселку и всех спрашивал, не видал ли кто товарища Дуню Рогову.
Гудок проплыл над поселком.
От завода тихо шел к своему домику Лука и придвинулся вплотную к стоявшему у дороги сыну.
– Мишутка… Третий гудок был… Что ж, на работу? Темно-синие глаза грустно и непонимающе взглянули на Луку.
– Тять, Дуня пропала… Ушла от меня.
Лука привычной рукой почесал бороду.
– Ушла?.. Вот то-то и оно-то… Говорили мы тебе с матерью, и дядя Никита тоже: распишись, парень, с Дуняшей, живите форменно, вот бы и крепко было, не убегла бы. Все под боком бы держал.
– Это и было бы, тять… Думали погодить немножко.
– По любовь ходить - нечего годить, - усмехнулся на сына Лука.
– А ты на завод иди. Смотри, Дуня твоя и там.
Лука пошел домой отлеживаться после ночного дежурства, а Мишутка заспешил к заводу.