Радищев
Шрифт:
Радищевская эстетика героического, эстетика воспитания революционера прочно опиралась на материалистическую философию. Основной философский вопрос Радищев решает с позиций материализма. Он пишет: «бытие вещей независимо от силы познания о них и существует само по себе».
Познание действительности, существующей независимо от сознания индивидуума, происходит при помощи чувств; без чувств разум—ничто. Механизм познания представляется Радищеву в следующем виде: пер
вичным познанием является опыт, вторым— рассуждение; рассуждение—это тот же опыт, но «опыт разумный». Если опыт чувственный познает сами вещи, то рассуждение познает отношение вещей.
Радищев сам формулирует: «Рассуждение есть не чт© иное, как прибавление
Радищев не был только эмпириком, оставшимся в плену фактов; от наблюдения фактов он переходил к их обобщению.
Установить это положение очень важно, так как оно формирует систему взглядов Радищева, раскрывая нам его метод мышления в следующей последовательности: наличие факта, его наблюдение и чувственное восприятие— первый опыт; рассуждение по поводу факта—накопление нового «умственного опыта», чтобы в итоге, сблизив однородные явления и устранив случайное, притти к обобщениям. Так Радищев устанавливает рождение нового представления и убеждения у человека—от непосредственного соприкосновения с действительностью и только с ней.
В соответствии с этим принципом и построены главы «Путешествия из Петербурга в Москву». Большинство глав содержит в себе «чувственные факты»—поданную и показанную тем или иным способом действительность, зарисованный кусок ее, и следующее за ним «рассуждение»—осознание этой действительности. В «Софии»—это случай с почтовым комиссаром и рассуждение о справедливости вообще; заунывные песни повозчика и рассуждение о необходимом характере правления. Затем—эта встреча с крестьянином, вызывающая размышление «о неравенстве крестьянского состояния», рассказ о систербекской истории и полное тревоги раздумье о злоупотреблении чиновников своей властью. Это—напутствие крестецкого дворянина сыновьям и дума о качествах человека и гражданина. Это—встреча с Анютой, с рекрутами, с семьей, продававшейся с молотка,—и навеянные этими встречами мысли о необходимости крестьянского восстания, как единственного пути к вольности народа. Иногда главы разрастаются и содержат не один, а несколько «фактов», за которыми следует одно «рассуждение», —так построена «Спасская полесть».
Изучение материала глав «Путешествия» позволяет нам сделать следующий вывод: все изображаемые факты действительности, призванные воздействовать на путешественника, раскрывать ему подлинную жизнь и рассеивать сложившиеся иллюзии о ней, подчиняют его разум своей логике жизненной правды. Факты подобраны в следующей последовательности: вначале—столкновение ложной системы, ложных представлений о действительности, свойственных в начале книги герою ее, с самой действительностью, впервые во всей ее наготе представшей перед путеществен-ником; затем, под влиянием этого столкновения, крушение системы ложных убеждений. В дальнейшем следуют группы фактов, под воздействием которых формируется новое сознание путешественника.
Соответственно этому замыслу автор избирает и самый метод введения фактов. В первых главах с особой остротой показано столкновение заблуждающегося путешественника с действительностью, причем результаты этих столкновений поданы читателю с особой наглядностью: герой книги высказывает свое мнение раньше, чем ознакомится с фактом. Следующее за тем изображение действительности колеблет его ложные представления о жизни. Путешественник начинает искать выход из реально ощутимого противоречия между своими привычными взглядами и действительными фактами. Он размышляет, еще внимательнее присматривается к происходящим вокруг него событиям и людям. В качестве примера укажем хотя бы на главу «Любани»:
«—Ты конечно раскольник, что пашешь по воскресеньям?—Нет, барин, я прямым крестом крещусь, сказал он, показывая мне сложенные три перста. А бог милостив, с голоду умирать не велит, когда есть силы и семья.— Разве тебе во всю неделю нет времени
Разговор сего земледельца возбудил во мне множество мыслей» (подчеркнуто мною.—Г. М.).
Но это не единственный путь; иногда автор прибегает и к изображению больших явлений и событий, в которых путешественник сам непосредственно не участвует, но выслушивает рассказы встреченных им в дороге лиц. Встреченные лица сообщают такие факты их столкновений с действительностью, которые приводят ум путешественника в смятение с еще большей силой, так как путешественник имеет здесь дело уже с трагическим результатом этих столкновений и, кроме того, убеждается, что он в своем заблуждении не одинок, что несправедливость и произвол в жизни закономерны («Чудово», «Спасская полесть», «Зайцево» и др.).
Общественно-политическая задача «Путешествия из Петербурга в Москву» определила высокие ее художественные достоинства и особенности. Книга, написанная с целью умножения числа людей, «прямо взирающих» на действительность, с целью воспитания героя, имеет сюжет, строго подчиняющий себе весь вводимый в повествование огромный материал. Поэтому радищевское «Путешествие» не распадается на отдельные куски, главы и эпизоды, как это обычно происходит в традиционном жанре сентиментальных путешествий, подчиненных субъективистским, индивидуалистическим задачам их авторов. Сюжет у Радищева цементирует все богатство впечатлений путешественника, отражающих богатства реального мира. Единым сюжетом «Путешествия» является история человека, познавшего свои политические заблуждения, открывшего правду жизни, новые идеалы и «правила», ради которых стоило жить и бороться, история идейного и морального обновления путешественника.
С первой же главы в центре внимания автора становится герой, который наблюдает, слушает и участвует сам в событиях своего путешествия. Главы «София», «Тосна», «Любани» и «Чудово» рисуют нам человека, верующего в мудрость екатерининских законов страны, «где мыслить и верить дозволяется всякому, кто как хочет», где все дышит обилием, где, якобы, искоренены всякие неустройства и злоупотребления, где правит мудрая императрица, «философ на троне». Но вот герой выехал из столицы и как будто попал в другой мир,— так все ново и незнакомо в нем.
«Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было' тут источника на прохлаждение, не было древесные сени на умерение зноя. Един оставлен, среди дри-роды пустынник! Вострепетал.—Несчастный,—возопил я, где ты? где дева лося все, что тебя прельщало? где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта?»
Его оскорбляет поступок почтового чиновника, не желающего поступать по справедливости («София»), возмущает дорога, оказавшаяся много хуже, чем о ней писали. Он с негодованием отворачивается от стряпчего, собирающегося заработать на темных делишках составления фальшивых родословных, еще твердо веруя, что услугами пройдохи никто не воспользуется («Тосна»).