Радиус взрыва неизвестен
Шрифт:
Зелень на улице, впрочем, была хороша хоть тем, что скрывала давно не беленные и не крашенные стены домов, выщербленные плиты облицовки, грязные подъезды. Она усмехнулась: вот тема для следующей статьи Чащина. Зеленые насаждения вместо планового ремонта строений. Впрочем, черт с ним, с Чащиным! Больше она не станет вмешиваться в его судьбу. Себе дороже!
Она торопливо прошла к зданию Мельтреста. Там-то уж, наверное, знают, где ей искать отца. И остановилась среди улицы.
Вывески, такой шикарной, огромной, на черном стекле золотом, не было. Вообще не было ничего, напоминающего о том, что тут когда-то было одно из самых
Нет, контора была. Она помещалась в сторожке, и на двери сторожки висела временная вывеска из фанеры. Варя подошла ближе и прочитала:
«КОНТОРА МЕЛЬНИЦЫ № 1.
ПРИЕМ ЗАКАЗОВ ПРОИЗВОДИТСЯ
С 9 ДО 17 ЧАСОВ».
Только тут Варя разглядела сквозь окна, что на том этаже, где размещался роскошный кабинет ее отца и кабинеты похуже — его заместителей, во всю длину зала (переборки были сняты) протянулись мельничные валы. Рабочие втащили ящик в вестибюль здания, вскрыли его и проворно потащили какие-то машинные части наверх, где шел монтаж вальцов мельницы.
Человек в парусиновом костюме, измазанном машинным маслом и мучной пылью, распоряжался во дворе разгрузкой машин. У рабочих что-то не ладилось, и он вдруг подставил широкие плечи под железную балку, крякнул, и весь станок передвинулся к деревянным скатам. Рабочие подхватили его, крикнули: «Пошло, пошло, само идет!» — и станок вмиг оказался на земле. Тут его зацепили тросом, бригадир взмахнул рукой, где-то загудела лебедка, и станок пополз в пролом, сделанный в стене.
Варя подошла к бригадиру и осторожно спросила:
— Вы не знаете, где найти товарища Сердюка?
Бригадир оглянулся, и Варя тихонько ойкнула, как в детстве. Это был отец.
Как же давно она не видела его в рабочей одежде, занятого делом! Как она могла забыть, что когда-то он приходил домой в таком вот брезентовом костюме, весь пропахший мукой, с белым, словно напудренным, лицом, брал ее на руки и подбрасывал, казалось, под самое небо, крича во весь голос: «Вира!», и ловил ее снова на руки, восклицая: «Майна!» Ведь Варя так любила эту игру.
Отец стоял, понурив голову, пряча глаза, и Варе вдруг захотелось ободрить его, приласкать, чтобы вызвать в глазах тот же веселый, озорной блеск, который так радовал ее когда-то в детстве. Она прижалась к его широкому плечу и чуть слышно сказала:
— Вира, папа, вира! Все вверх и вверх! И все будет хорошо!
Как-то незаметно рабочие отошли, скрылись в проломе, там послышались их голоса, стук и звон инструментов. Отец тихо сказал:
— Кончились мои высоты, дочка. Единственная высота, на которую меня еще могли поставить, мельница! «Ты, — сказали, — ее загубил, ты и восстанови!»
— Так это же хорошо, папа!
— Чего уж хорошего! Я-то всего прораб! А кругом инженеры. По проекту — инженер, по механизмам — инженер, по эксплуатации
— Где же ты живешь? — спросила Варя, с грустью глядя на осунувшееся лицо отца.
— А тут же! — равнодушно мотнул он головой на конторку. — Там есть комнатка, вот я ее и занял. Много ли мне надо? — со скрытой издевкой над самим собой спросил он. И вдруг оживился. — А нашему соседу похуже пришлось! Директору Мылотреста. Прямо в тюрьму угодил. Оказывается, он крепко погрел руки. Да и Коночкину влетело: из города его выставили, квартиру отобрали. Ну, да у него еще матушкино поместье осталось. Правда, кабанчиков пришлось продать, кормить-то оказалось нечем!
Эти саркастические замечания только и напомнили Варе те времена, когда Трофим Семенович был директором и любил позлословить о неудачах своих ближних. Но Варя простила ему это минутное увлечение: ведь директор Мылотреста и Коночкин не напрасно кружились вокруг отца, как воронье.
— Дай мне ключ, папа, — попросила она.
— Это еще зачем? — сурово спросил он. — Иди на квартиру Коночкина, там тебя ждут!
— Опять Коночкин? — сразу обозлясь, спросила Варя.
— Что ты, что ты! — вдруг струхнул отец. — Какой Коночкин? Там тебя Федор ждет…
— Какой еще Федор? — насторожилась Варя, готовая заплакать от обиды.
— Да твой Федор! Твой!.. Чащин! — И так как она ничем не проявляла своих чувств, отец продолжал говорить каким-то сбивчивым, торопливым голосом: — Это он раскопал, что я имею профессию. И отстоял-таки меня! Пошел в обком, пошел в облисполком, начал кричать, что нельзя человека губить, когда они же сами и виноваты, что выдвинули без знаний, испортили, а теперь готовы утопить в ложке воды! Тут Голубцов приехал, тоже присоединился к нему. Ну и вот… Да ты не огорчайся, работа как раз по мне! Я же отличным был мельником…
Варя промолчала. А отец торопливо продолжал:
— Он же каждый день ко мне приходит! Уже два раза в газете писал о восстановлении мельницы! Да вон он идет!
Варя оглянулась, вспыхнула и, взяв из рук отца ключ от его комнатки, пошла к сторожке, будто и не слышала отчаянного крика:
— Варенька, подождите!..
Трофим Семенович пожал плечами и вошел в здание мельницы. Он тут ни при чем, пусть решают эти вопросы сами…
«Мадонна благородная»
1
Посадка на этом аэродроме, стремительно летевшем нам навстречу, не предполагалась. Самолет шел из Риги в Москву, но Москва не принимала…
Но вот самолет выровнялся наконец, и край земли начал полого опускаться. Из боковых окон было видно, как вокзал аэродрома все падал и падал и в конце концов потерялся где-то на краю горизонта. Самолет коснулся земли, натужно взревел и сразу превратился в большой неуклюжий автобус, к которому по ошибке были приделаны крылья. Он и шел, как автобус, раскачиваясь, переваливаясь с боку на бок, разбрызгивая снежные заструги, так что вихри из-под колес достигли окон. Видно, здесь недавно прошла метель, та самая, что заслонила нам дорогу в Москву.