Радогощь
Шрифт:
– Нельзя отказываться, не по обычаю, – добавляет он.
Лера первая отламывает кусочек хлеба, где побольше соли и отправляет в рот, зажмуривается от удовольствия.
– Как же вкусно, – аппетитно произносит она.
По очереди подходим и угощаемся. Женщины так и продолжают петь звонкими голосами, осыпая нас зерном.
– Зачем они это делают? – спрашивает Олеся нашего проводника.
– Желают вам богатого урожая, – отвечает он.
Мне нравится пышный разноцветный наряд одной из них, я делаю к ней шаг и тянусь, чтобы пощупать ткань, но она вдруг
– Эй, нельзя-нельзя так делать! – тут же вмешивается старик.
– Почему? Я просто хотела потрогать ткань, – обиженно отвечаю я.
– Вы пришлые, чужие, пока не очиститесь от того мира, вам нельзя никого из них касаться, – отвечает он.
– В смысле? – мы с Олесей переглядываемся.
– Ну таков обычай у них, чужак может быть заразен.
– Да в смысле? – взбрыкиваю я, – у нас все прививки есть, можем показать Q-код.
– Не только болезнями, но и злыми духами, – объясняет старик, – нужно пока вам типа в карантийной зоне побыть, очиститься.
– Фигеть, – закатываю глаза.
– Дарина, не спорь, ну таков обычай, – улыбается мне Лера, – знаешь же пословицу – со своим уставом в чужой монастырь не лезь.
– Вот верно, – поддакивает старик.
– А как вас зовут? – спрашивает она его. – Я Лера, а это мои друзья – Даня, Кирилл, Аня, Игорь, Олеся и Дарина. – По очереди тыкает она в нас.
– Зовите меня Аверьян Егорыч, – кивает он.
– А меня Пуления Авсеевна, – громко произносит женщина с подносом.
Пока мы спорили вся процессия уже двинулась в обратную сторону всё также задорно напевая и развешивая ленты на кустах.
– Идите за мной, – зовет Пуления Авсеевна, передавая поднос помощнице и ведет нас вверх по другой тропинке.
Топаем за ней. Солнце начинает здорово так припекать, снимаю совсем ветровку. Идти недолго, всё прямо вдоль кустов с яркими красными листьями и вот мы поднимаемся на холмистую площадку усеянными большими шатрами. Повсюду шум-гам: где-то играет музыка, где-то стучат в барабаны.
– Как же жарко, – вырывается у меня. – На том берегу дождь, холодно, а у вас тут лето.
– Это всё наши шаманы, – улыбается она, показывая на вереницу пляшущих людей на склоне холма. Там их человек пять-шесть. Укутались в шкуры, на головах какие-то маски с оленьими рогами, бьют в огромные бубны и изгибаются в дикой пляске. – Они тучи разгоняют, чтобы солнышко привечать. Радогощь!
– Что? – не понимаю я.
– Радогощь. Осеннее равноденствие. Это когда день становится равный ночи, а после Радогощи день идет на убыль, наступают холода. Священный праздник у когальского народа. В это время подсчитывают урожай, восхваляют и благодарят природу за плодовитость, готовятся к зиме. В такой великий день может сыграть свадьбу только ал-когал, то есть один из наивысших сословий, можно так сказать, – вместо неё поясняет Аверьян Егорыч, наш проводник. – Вон видите белые шатры на вершине холма – там ал-когалы, туда ходить нельзя, там находятся только мужчины.
– Ясно, – киваю я. Что с них взять, у них всё поди как в 19 веке, женщинам
Выходим на огромную поляну, тут много разномастных шатров, каждый огорожен небольшим кругом из веток, камней и из того, что попалось под руку. Незамысловатые изгороди украшены лентами и вениками из каких-то трав, в основном вонючей полынью. Мне кажется, что уже весь воздух пропитался этим отвратительным запахом, ну по крайней мере моя ветровка уж точно, когда по ней прошлась та женщина, платье которой я хотела потрогать.
– Зачем столько полыни? – спрашиваю я.
– Чтобы злых духов отгонять, – улыбается Пуления Авсеевна.
– А, ну ясно, – хмыкаю я.
Глазею по сторонам. Возле каждого шатра разведен костер, женщины готовят еду, мужчины кто что-то строгает, кто играет на домре или кубызе, рядом носятся ребятишки. Все одеты в такие же странные наряды, что и наши встречающие. За шатрами видны повозки и скот, в основном лошади, но и коровы есть и огромные с густой свалявшейся шерстью быки. Кто-то даже притащил с собой альпаков, они вытягивают свои длинные шеи из-за повозок и испуганно посматривают на нас.
Наш шатер оказывается самым последним у самой кромки леса, чуть ли не на болоте. Если сделать два шага в сторону, то уже под ногами хлюпает темная вода и путь перегораживают высокие камыши.
– Оставляйте вещи и идемте, вас уже ждут, – говорит Пуления Авсеевна, открывая нараспашку две узкие деревянные дверцы.
Смешно – шатер, а с дверями. И интересные какие, филенчатые, по кромке идет замысловатый орнамент, если присмотреться можно как будто разглядеть людей с рогами на головах, а наверху сквозные окошечки без стекол, только деревянная узорная решетка. Заходим внутрь, тут везде ковры и по стенам, и на полу. По периметру высятся стопки сложенных одеял. Больше и нет ничего.
– Тут и спать будете, расстелите на полу и ложитесь, одеял всем хватит, – рассказывает Пуления Авсеевна.
– А где оплачивать? – спрашивает Кирилл.
– Да не нужно ничего, вы же гости у нас, – машет рукой Пуления Авсеевна.
– Так на сайте же было написано…
– Ну мало ли что там написано, – перебивает его Пуления Авсеевна, – Радогощь, негоже в такой праздник с людей деньги брать. Кладите вещички и вперед, заждались уж вас, без вас не можем начать.
– Почему? – удивленно спрашивает Игорь.
– Обычай такой – сначала гостей привечать, накормить, напоить…
– И спать уложить, – смеется Кирилл.
– Оно и верно, – улыбается Пуления Авсеевна, – нук, поторапливайтесь и не боись, никто ваши вещи тут не тронет, среди когалов воров нет, мы не такой народ, чтобы чужое брать.
Прикольно. Наверное, хорошо жить в таком обществе, где никто ни у кого не ворует. Сбрасываю с плеч свой рюкзак и прислоняю к стопке одеял, но на всякий случай достаю из кошелька деньги с карточкой и смартфон и распихиваю по карманам джинсов. Пусть на всякий случай при мне побудут. Кидаю на рюкзак ветровку, худи тоже снимаю, но беру с собой, вдруг похолодает, вечер уж, завязываю рукава кофты вокруг пояса.