Радость пирата
Шрифт:
— Я не знаю, смогу ли объяснить, любовь моя, — начал он.
В душе он почти смеялся над собой, над очевидной бесплодностью своих усилий.
— Я люблю тебя и никогда тебя не брошу, но… видишь ли… Я хочу привести тебя в свой дом, жениться на тебе, и, поскольку мои намерения абсолютно честны, я стараюсь держаться от тебя подальше. — Майлз выдавил из себя смешок, сам удивляясь тому, до какой степени цинизма он дошел. — Наверное, стена, которую я выстроил между нами, единственное, что может удержать меня от того, чтобы заниматься с тобой любовью сутки напролет. — Поскольку Алекс молчала, он, набрав
— Так ты это делаешь из уважения ко мне? — без околичностей спросила она.
— Да.
— Молодую деревенскую акушерку крадет из дома знатный англичанин, преступник и предатель. Затем ее же похищает испанский работорговец, который в свою очередь сбывает ее арабскому принцу, от которого она едва успевает унести ноги. О чьей репутации идет речь, Майлз?
— Алекс…
— Зачем ты пытаешься обмануть меня?
— Это правда.
— Ложь! Надуманная, за уши притянутая ложь! Я не знаю, что произошло, но в силу каких-то причин ты больше не хочешь меня и не можешь набраться духу сказать об этом ясно. Почему, Майлз? Из-за моей подпорченной репутации? Ты чувствуешь себя виноватым и хочешь жениться на мне из жалости? Так?
— Алекс, это неправда. Я люблю тебя.
— Не любишь, — продолжала настаивать она. — Не может человек, который любит, смотреть на меня так, как смотришь ты, когда думаешь, что я не вижу. Почти так же ты смотрел на меня до Пальмы, до первой нашей ночи здесь, в этой каюте. Тот же самый презрительный взгляд, каким ты смотрел на меня тогда, когда Копели сказал, что я шлюха…
Алекс остановилась на полуслове, ошеломленная. Она сама, проведя параллель, нашла ответ на поставленный вопрос. Все стало ясно как день.
— Господи, — простонала она. — Ты не веришь мне… Ты никогда не верил в то, что я не спала с Диего. Ты лгал…
— Алекс!
— Черт! Почему ты не можешь поверить, что он не спал со мной?!
— Потому что я знаю Диего! — заорал Майлз.
Он был почти рад, что Алекс сама вскрыла нарыв. Может, теперь она признается во всем.
— Но ты меня не знаешь, иначе бы ты понимал, что я никогда не смогла бы тебе солгать!
— Алекс, ты думаешь, мне самому хочется чувствовать то, что чувствую? Ты думаешь, мне нравится проводить ночи без сна, не находя себе места от непрошеных картин, встающих перед глазами? Ты думаешь, я хочу представлять вас с Диего, занимающимися всем тем, что в таких животрепещущих подробностях он описывал мне?!
— И поэтому ты больше меня не любишь.
— Не люблю? Боже, конечно же, я люблю тебя! Я бы не мучился так, если бы не любил!
— Но моего слова тебе недостаточно.
В два прыжка он оказался около нее. В отчаянии схватив ее руки, он взмолился:
— Алекс, повтори сначала! Заставь меня поверить в то, что Диего никогда тебя не касался! Заставь меня поверить в это! Прогони прочь эти ужасные видения! Прошу тебя! Прошу!
Пустота… Алекс ничего не чувствовала, кроме зияющей пустоты внутри. Взглянув в его лицо, она поняла, что все потеряно. Майлз сбросил маску, и теперь в его глазах была только боль, боль, от которой и ей
— Скажи мне, Алекс! Убеди меня! — требовал он, но она, стряхнув его руки, лишь покачала головой.
— Нет, Майлз. Никакие слова не убедят тебя. Насиловал меня Диего или нет, делала ли я все те вещи, о которых он тебе рассказывал, или нет, все это будет стоять между нами всегда. Родера гниет на далеком песчаном берегу, и птицы давно выклевали его глаза, но победил в вашей схватке все равно он. Он преследовал тебя, когда был жив, он преследует тебя и после смерти. Десять лет ты представлял себе вид горящего корабля с телом повешенного на главной мачте друга — и ты никогда не забудешь… это.
— Неправда. Я справлюсь. Мне только нужно время, Алекс. Ты не виновата ни в чем. Я не могу винить тебя…
— Не можешь, но винишь, — отрезала Алекс с горечью.
— Но я не хочу этого, — выдавил Майлз.
— Не хочешь, но винишь, — тихо повторила Алекс.
Она чувствовала себя на удивление спокойно, так, будто вся жизнь вытекла из дыры, оставленной в ее душе. Пораженная этому мертвому спокойствию, она покачала головой.
— Сколько нам осталось до Чарлстона? — спросила она.
— Две недели, может, меньше, — ответил Майлз, не понимая, к чему она клонит.
— Понятно.
Алекс нагнулась, чтобы поднять с пола корзину с недошитым платьем, которое ей уже не суждено надеть.
— Как скоро мы с доктором Копели сможем сесть на корабль, отплывающий в Англию?
— В Англию? Нет, — решительно качнув головой, сказал Майлз. — Я тебя не пущу.
Алекс спокойно подняла на него глаза. Все чувства умерли.
— У тебя нет выбора. Ты сам увидишь, так будет лучше. Ты найдешь себе юную непорочную девицу, достаточно чистую для того, чтобы носить твое имя.
— Александра, не в этом дело, и ты знаешь! — возмутился Майлз, рассерженный тем, что она свела его глубокий душевный надлом к чему-то до пошлости тривиальному.
— Разве? — едко спросила она. — Разве не в этом дело, Майлз? Думай, Майлз, думай. Вспомни тот день, когда мы встретились впервые. Вспомни, как ложь Копели перечеркнула влечение, которое ты стал ко мне испытывать. Ты думал, что я была с другими, и поэтому недостаточно хороша для тебя. Но когда ты понял, что я была девственницей, сразу все стало хорошо! Потом появился Диего, и ты вновь не можешь смотреть на меня.
— Алекс, я сумею справиться с тем, что сделал Диего.
— Когда, Майлз? Через день? Месяц? А потом сколько времени пройдет, прежде чем память вернется к тебе? Может, в брачную ночь, когда ты будешь держать меня в объятиях и думать…
— Довольно! — заорал Майлз.
— Все кончено. И мы ничего не можем сделать, — заключила Алекс и повернулась к двери.
Взявшись за ручку, она подождала немного, надеясь, что Майлз остановит ее, не даст уйти, но позади слышалось лишь его сбивчивое дыхание. Он безуспешно пытался справиться с собой. Не оглядываясь, Алекс открыла дверь и вышла из каюты. Вернувшись к себе, она поставила на стол клетку с Цезарем и, сев на кровать, принялась методично рвать на лоскуты свое небесно-голубое свадебное платье.