Радости моего детства
Шрифт:
Я воплю так, что даже бойцы с уважением смотрят на меня, на минутку оторвавшись от «боёв».
Все эти слова, которые я кричу, детвора слышала не раз – похороны в нашем дворе случались нередко.
Тётя Варя высовывается из окна и кричит в нашу сторону:
– Эй, мелкота! Что случилось? А ну, перестаньте орать!
Я сбавляю обороты.
Одна из «жён», Людка, самая старшая, которой уже восемь лет, отводит меня на лавочку, усаживает и говорит:
– Ну, посиди немножко. Бабушка
Нет, меня время не хотело лечить!
Прошла минута, потом – пять минут, потом – десять, и никакое время меня не вылечило!
Мне очень, очень жалко погибшего «мужа». Я не играю, я просто превращаюсь в бедную вдову.
У всех моих тётушек на войне погибли мужья. Мой дедушка пропал без вести. А это значит, что никого из них больше нет. На всём белом свете – их нет.
Не-е-е-ет!
Я представляю себе это так живо, что слёзы ручьями начинают литься из моих глаз.
Я сижу, причитаю и плачу – я, бедная вдова, осталась с тремя дочерьми на руках… с Эльвирой, Альбиной и Серебриной! Да как же я буду дальше жить?
Сколько таких рассказов и причитаний я слышала…
От тётушек, от соседок, от бабушки.
Я сижу и долго, очень долго для пяти лет, безутешно плачу. Наконец я сползаю со скамейки и иду к тому месту, где оставила «посудку».
Надо же кормить детей! Надо борщ варить! Надо ехать, искать могилку мужа…
Возле «посудки» никого нет. Только мои черепки стоят сиротливо.
Тогда я нахожу одного из бойцов и начинаю объяснять ему:
– Товарищ командир, я жена погибшего Кольки. Хочу найти могилку, где он похоронен. – Тут я снова начинаю плакать и вопить: – Он погиб, как герой! Он ам… ам… зуру закрыл! А я осталась одна с тремя детьми… У-у-у… С Эльвирой, Альбиной и Серебриной… У-у-у…
Тут «товарищ командир» и ещё несколько «бойцов» начинают хохотать как ненормальные и показывать на меня пальцами:
– Тю! Дура!
От непонимания и удивления дыхание моё останавливается:
– А… что?
Один из бойцов перестаёт хохотать и наконец говорит:
– Кольку твоего и Пашку давно обедать позвали. Людку бабушка забрала, а Светка домой сама пошла. Мы больше не играем! Давно уже! А ты… ты…
– А она пойдёт могилку Колькину искать! Ха-ха-ха!
И снова мальчишки начали хохотать, держась за животики.
Я поняла, наконец. Мне очень, очень хотелось плакать. Но, видимо, «бедная вдова» выплакала все слёзы. Я отвернулась от бойцов и пошла.
Куда глаза глядят.
Именно туда, и никуда больше. Или меньше.
Почему я запомнила именно эту «войнушку», а никакую другую?
Ну, во-первых…
Ох, как неприятно отделять «первых» от «вторых»!
Как в анекдоте о том, что Джо не придёт на встречу. Почему? Во-первых, во-вторых, в-третьих… ну а в четвёртых – он умер.
Джо не придёт.
Если вас позвали на обед, разве вы вспомните о том, что посадили кого-то на скамейку, чтобы плакать?
«Это же игра!» – скажете вы.
Ну и что? Игра или не игра…
Каждый человек помнит о себе. В первую очередь – о себе, и во вторую, и в третью, и в двадцать пятую – о себе.
Редкие уникумы помнят не только о себе. С какой попытки каждый вспомнит о других?
С разных.
Редчайшие люди сначала помнят о других, а потом о себе. Сколько раз им приходится слышать в свой адрес что-то совершенно презрительное:
– Эй, ты, «мать Тереза»!
Или:
– Тебе что, больше всех надо?
Или просто:
– Зачем это тебе? Выделываешься? Хочешь быть лучше всех?
Такие вопросы не имеют ответов. Стимул к тому или иному действию идёт изнутри. Иногда человек не успевает даже подумать, что-то взвесить.
Он там, внутри, просто знает: «Надо так. И скорее, а то будет поздно. Именно эту амбразуру я сейчас прикрою своей грудью, потому что больше нечем».
А вслед ему полетит полный набор вопросов: «Тебе что, больше всех надо? Зачем это тебе? Да ты ж помрёшь!» И прочее.
Может, найдётся кто-то… ну, который позавидует. Но он будет завидовать тихо. Потому что даже громкая зависть или просто сочувствие к некоторым подобным героям – чреваты.
Чем?
Да тем, что сам попадёшь под град вопросов, насмешек, а то и отвержения.
Выгонят из стаи…
У каждого в жизни найдётся подобный случай. Когда что-то произошло впервые. Когда в первый раз вы почувствовали себя оставленным и преданным.
Будьте уверены – после первого случая последует второй. Третий. Седьмой. Сколько раз русский наступает на одни и те же грабли? Да и не русский – тоже. Этот процесс не зависит от национальности.
Нет, амбразуры закрывает не каждый человек. И не каждый день. Тот, Кто прикрыл собой весь наш грешный мир, был Единственным.
Он был ОДИН на всю массу живших и живущих. Он был не только человеком – Богом. Богочеловеком. Такие вот критерии. Простому человеку, даже герою, не под силу прикрыть собой весь мир – эту огромную, огнедышащую амбразуру. Святых – тоже немного, по сравнению с общим числом людей. Немного и героев. Представьте себе, как больно… как больно, когда гвозди в ладони… в ноги, а копьё – под ребро. На Кресте висеть… Зная, за кого. Зная, почему. А они кричат всё то же, с небольшими нюансами: