Радостная мудрость, принятие перемен и обретение свободы
Шрифт:
Такое объяснение страдания перемены приближается к правильному, но упускает суть. Неудовлетворённость или разочарование, испытываемые с утратой новизны или с изменением ситуации, — это на самом деле страдание страдания. Если говорить более точно, страдание перемены проистекает от привязанности к удовольствию, получаемому от обладания желаемым, будь то любовная связь, работа, хорошая оценка на экзамене или сверкающий новый автомобиль.
К сожалению, удовольствие, получаемое от внешних источников по своей природе временно. Когда оно тускнеет, возвращение к нашему «нормальному» состоянию кажется по контрасту менее приятным. Поэтому мы снова хотим получить его: в новых отношениях, в другой работе или в другом предмете. Мы снова и снова ищем удовольствия, удобства или утешения в предметах и ситуациях, которые никак не могут
Следовательно, страдание перемены можно понимать как разновидность зависимости, пагубной привычки, — это нескончаемые поиски некоего постоянного «кайфа», который недостижим по определению. Действительно, по мнению нейробиологов, с которыми я беседовал, тот кайф, который мы ощущаем просто от предвкушения получить желаемое, связан с выработкой дофамина. Мы в буквальном смысле «подсаживаемся» на предвкушения.
В буддийских текстах такую зависимость, которая сродни наркотической, сравнивают со «слизыванием мёда с лезвия бритвы». Поначалу ощущение — это лишь сладость мёда, но более глубокие последствия этого действия весьма болезненны. Поиски удовлетворения в других людях или во внешних объектах и событиях усиливают глубокую и зачастую неосознанную веру в то, что в нас, таких как мы есть, чего-то не хватает, что для ощущения полноты, безопасности и стабильности нам необходимо нечто такое, чего нет в нас самих. Возможно, страдание перемены лучше всего можно кратко охарактеризовать как обусловленное принятие самих себя. Со мной всё в порядке, пока у меня есть то, что мне нравится. У меня трудная работа, но по крайней мере у меня есть прекрасный роман (или здоровье, или красота, или замечательная семья).
Всеобъемлющее страдание
Основа первых двух категорий страдания — а также те разновидности страдания, которые можно описать как естественные и самостоятельно созданные, — известны как «всеобъемлющее страдание». Сам по себе этот род страдания не представляет собой ни явных мучений, ни разновидности болезненной привычки к поискам удовольствий, связанной со страданием перемены. Лучше всего его можно было бы описать как фундаментальное беспокойство, нечто вроде фонового зуда, постоянно присутствующего на подсознательном уровне.
Представьте себе следующее: сидя в очень удобном кресле, вы участвуете в каком-нибудь собрании или просто смотрите телевизор. Однако, как бы ни было удобно кресло, наступает момент, когда вы ощущаете потребность подвигаться, поменять позу или вытянуть ноги. Это всеобъемлющее страдание. Вы можете находиться в самых замечательных обстоятельствах, но в конце концов приступ дискомфорта настигает вас и шепчет: «М-м-м, всё не так хорошо. Могло быть лучше, если бы…»
Откуда берётся этот зуд, этот едва различимый приступ неудовлетворенности?
Если объяснять очень просто, всё в нашем переживании изменчиво и непостоянно. Мир вокруг нас, наше тело, наши мысли и чувства находятся в постоянном течении, в поступательном и нескончаемом взаимодействии причин и условий, порождающих определённые следствия, которые сами становятся причинами и условиями, создающими другие следствия. На языке буддизма эту непрерывную изменчивость называют непостоянством. Во многих своих учениях Будда сравнивал этот момент с мельчайшими переменами, происходящими в течении реки. Если смотреть издали, происходящие миг за мигом перемены разглядеть трудно. Только подойдя к самому берегу и пристально вглядевшись, мы сможем увидеть незаметные изменения в узоре волн, перемещения песка, ила и какого-то сора, а также движение рыб и других существ, населяющих воду, и начать по-настоящему оценивать невероятное разнообразие перемен, происходящих мгновение за мгновением.
Непостоянство имеет место на разных уровнях, и некоторые из них отчётливо зримы. Например, проснувшись утром, мы обнаруживаем, что пустырь у дороги вдруг стал оживлённой стройкой, полной шума и грохота — там копают котлован, забивают сваи, заливают бетон, возводят стальные конструкции и т. п. Вскоре остов здания уже готов, и другая бригада строителей суетится,
Такой явный уровень перемен в буддийском учении называется грубым потоком непостоянства. Мы можем видеть преображение пустыря, и, пусть нам не нравится новое здание — возможно, оно загораживает нам вид или там располагается большой торговый центр, или нам мешает возросшая интенсивность дорожного движения перед ним, — перемена не застигает нас врасплох.
Грубое непостоянство можно наблюдать и в смене времен года, по крайней мере, в некоторых частях света. В течение нескольких месяцев очень холодно и снег покрывает землю. Ещё через несколько месяцев на деревьях набухают почки, а на земле появляются ранние цветы. Через некоторое время почки распускаются, а луга и рощи зеленеют, покрываясь множеством разных растений и цветов. С приходом осени цветы вянут, а листья на деревьях становятся красными, жёлтыми или оранжевыми. Потом возвращается зима, листья и цветы исчезают, а воздух становится холодным; иногда идёт снег, а иногда деревья покрываются льдом, словно панцирем из чистого стекла.
Хотя следствия грубого непостоянства вполне очевидны, на самом деле они проистекают от другой разновидности непрерывного потока перемен, которую Будда описал как тонкое непостоянство. Это изменение обстоятельств, происходящее «за сценой», на таком глубоком уровне, что оно вообще редко когда осознаётся нами.
Один из способов понять движения тонкого непостоянства — это рассмотреть, каким образом мы думаем о времени.
Как правило, мы склонны воспринимать время с точки зрения трёх категорий: прошлого, настоящего и будущего. Если взглянуть на эти три категории как на шкалу лет, то мы можем сказать, что есть прошлый год, этот год и будущий год. Но прошлый год уже истёк, а будущий ещё не наступил: по сути, они лишь умозрительные понятия, наши представления о времени.
Итак, у нас остаётся этот год.
Но год состоит из месяцев, не так ли? Для меня это чуть-чуть сложно, потому что западные календари большей частью состоят из двенадцати месяцев, тогда как в тибетском календаре иногда бывает дополнительный, тринадцатый, месяц! Но давайте возьмём для примера западный календарь и на миг предположим, что сейчас у нас середина шестого месяца. Почти шесть месяцев года уже прошли, а шесть осталось. Так что теперь то, что мы называем настоящим, сократилось в размерах с этого года до этого месяца. Однако месяц по западному календарю состоит из определённого количества дней: обычно из тридцати или тридцати одного. А если сегодня у нас пятнадцатое июня, то половина июня уже прошла, а другая ещё впереди. Теперь настоящим остаётся только этот день. Но этот день состоит из двадцати четырёх часов; если сейчас полдень, половина дня уже прошла, а другая половина ещё не наступила.
Мы можем продолжать разбивать отрезки времени всё дальше и дальше: на шестьдесят минут, составляющих один час, на шестьдесят секунд, составляющих одну минуту, на миллисекунды, составляющие секунду, на наносекунды, составляющие каждую миллисекунду, и так далее и далее, насколько это может позволить нам современная наука. Эти крайне малые отрезки времени всегда движутся, ускользая от нас. Будущее становится настоящим, а настоящее становится прошлым, пока мы ещё не осознали, что происходит. Нейробиологи, с которыми я беседовал, измерили полусекундный зазор — называемый «мигание внимания» — между тем моментом, в который наши органы чувств регистрируют зримые раздражители и передают сигналы в головной мозг, и тем моментом, в который мы сознательно определяем эти сигналы и закрепляем их в кратковременной памяти. {3} Уже к тому времени, когда мы регистрируем идею «сейчас», оно уже стало «тогда».
3
См. H. A. Sleeger, et al, Mental Training Affects Distribution of Limited
Brain Resources, PLoS Biology, June 2007, vol. 5, no. 6, e138.