Радуга Ллинн-Хейма
Шрифт:
Однако что-то мы застоялись на дороге, мешая проезду. Вилийские купцы объезжали Мглу чуть ли не по обочине, хотя тракт был весьма широк. Крестьяне, направляющиеся в город, делали оберегающие знаки, среди стражников у ворот началась какая-то суматоха.
Я тронула Мглу, и мы продолжили путь. Но у ворот стражники с недружелюбными лицами преградили мне путь. Мечами.
– Что происходит? – поинтересовалась я.
– В лесу ллинн-хеймцы напали на эскорт посла! У нас приказ задерживать всех ллинни.
Я нахмурилась и достала свиток
– Я здесь по приглашению придворного мага Вилии.
Но что-то стражники не спешили брать свиток, подозрительно глядя на меня. Тогда вперед выступил Кенрал. Стражи слегка попятились, заметив потрепанную в пятнах крови, но, по-прежнему, серо-голубую форму. На лице гвардейца был гнев, светлые брови сошлись на переносице, сразу вернув ему весь возраст.
– На эскорт напали не ллинн-хеймцы, а разбойники. Тот, кто распространяет подобные слухи, достоин самого сурового наказания!
К месту спора уже спешил десятник, пожилой упитанный дядька с густыми пшеничного цвета усами. Его светло-голубые глаза с ног до головы прошлись по Кенралу, потом переметнулась на меня. Десятник расплылся в радостной улыбке.
– Синни! Вернулась! Не узнаешь?
Я недоуменно покачала головой.
– А если убрать усы и брюхо? – десятник залихватски подмигнул. – Все равно не узнаешь?!
– Нет, – сказала я растерянно.
– Совсем там зазнавшись в своих лесах. Пакирон я! Помнишь, как вы со своей каменной подружкой порушили трактир старого Логона? Ну, когда еще гонялись за магом-кровопийцей? Я тогда был рядовым стражником. Ты мне еще брюхо залечивала, когда кишки наружу вывалились!
Тут я вспомнила этого человека! И события, о которых он говорил. Когда освобожденный заговорщиками дух дарийского колдуна похитил одну из дочерей королевы Юлимы. Все маги были брошены на поиски, даже недоучившиеся. Повезло мне. Хорошо, что Эрэд тогда рядом оказалась.
– А ты, Пакирон, был тогда немного похудее.
Десятник расхохотался.
– Очистить дорогу! Добро пожаловать домой, Виломское Лихо.
Я покраснела, услышав одно из самых нелестных своих прозвищ. Кенрал с усмешкой посмотрел на меня.
– А ты удивлялась, откуда я о тебе знаю.
– У меня встреча назначена в "Жареном Гусе", а тебе куда?
Гвардеец тут же помрачнел.
– Здесь недалеко. Улица Цветочников, третий дом.
Больше он не проронил ни слова.
Улица Цветочников находилась недалеко от городских садов и была как бы их продолжением, утопая в золотой сейчас зелени и, конечно же, в цветах. Хотя, судя по богатству домов, жили здесь явно не цветочники.
Кенрал позвонил в колокольчик у ворот, и почти тут же окошко на воротах открылось.
– Кто там? О! Господин Кенрал! – ворота открылись.
Я поспешила скрыться, как только волокушу отвязали от седла Мглы. Слушать горестные причитания родных покойного не было сил.
"Жареный Гусь" находился почти на другом конце города. Мгла,
Предшественника "Жареного Гуся" мы когда-то порушили, а новый был отстроен на средства короны там же. Место сие всегда и до разрухи и после восстановления славилось блюдом, из-за которого и получило свое название. Гусей трактирщик Логон выращивал сам. Правда, не здесь в трактире, а в деревне, неподалеку от города, возле реки. У трактирщика было свое хозяйство, где заправлял его сын. Об этом мне когда-то сам Логон и рассказывал.
Стихии и духи! Как будто и не было этих пяти лет, как будто я никуда не уезжала!
Я спешилась. Из конюшни выбежал мальчишка, чтобы принять лошадь, но застыл, узрев перед собой волчицу. Коротко вскрикнув, он метнулся обратно. Ну и как мне теперь быть? Не у коновязи же Мглу оставлять. Тогда и вовсе неприятностей не оберешься.
Мы с волчицей направились к воротам конюшни. Сонные, сытые лошади встретили нас флегматичными взглядами, не обращая на Мглу никакого внимания, больше в конюшне никого не было. Я сама завела волчицу в свободное стойло, расседлала, повесив на плечо сумки с вещами. Нужно будет потом не забыть купить мяса моей красавице.
Трактир встретил меня чадом от очага; неверным мерцанием свечей, прилепленных к тележному колесу, подвешенному к потолку, оно заменяло здесь люстру, и неизменным запахом гусятины. Общий зал "Жареного Гуся" невелик, всего с десяток столов, однако и он никогда не заполнялся полностью. Куда большей популярностью пользовались отдельные комнатки, где посетители могли спокойно побеседовать вдали от чужих ушей и поесть. По стенам зала были развешаны связки золотистого и красного лука и чеснока, наличие последнего заставило меня поморщиться.
И тут я заметила человека, уплетавшего за обе щеки жареную гусятину. Перед ним на столе стоял почти обглоданный гусь, с которым он, похоже, управился в одиночку.
Обедающий сидел лицом ко входу, но меня не замечал.
Я сделала трактирщику знак не суетиться и указала, что меня ждут. С трудом сдерживая улыбку, направилась к своему сводному брату. Или сводными называют тех, у кого хотя бы один родитель общий? Не знаю. У нас с Лорином не было ни капли общей крови, мы вообще принадлежали к разным народам, что вовсе не мешало нам считать друг друга братом и сестрой.