Радуга Шесть
Шрифт:
Подобно большинству американцев Джеймс Томас Баннистер имел персональный компьютер, который купил по странному желанию и почти не пользовался им, но в этот день, как и в любой другой, он включил его и вошел в Сеть, чтобы ознакомиться со своей электронной почтой. И наконец этим утром он увидел адресованное ему письмо от своей дочери, подвигал мышкой, кликнул письмо, и оно появилось на экране его монитора, и... теперь его охватила настоящая паника.
Она не знает, где находится? Медицинские эксперименты? Однако самым пугающим было то, что письмо написано плохо и бессвязно. Мэри всегда получала хорошие отметки в школе. Ее почерк был аккуратным и легким для чтения. Ее письма походили на текст статей
Как ему поступить? Пропала его маленькая девочка... И здравый смысл подсказывал ему, что она в опасности. Его желудок сжался в комок под грудиной. Сердце забилось все чаще и чаще. На лице выступили капли пота. Он закрыл глаза, изо всех сил заставляя себя думать. Затем он взял телефонный справочник. На первой странице были напечатаны номера телефонов, по которым нужно звонить в случае необходимости. Из них он выбрал один и набрал его.
— ФБР, — ответил женский голос. — Чем мы можем помочь?
Глава 21
Этапы
Последний из пьяниц превзошел все предсказания, но это только продлило неизбежное. Его звали Генри, чернокожий мужчина сорока шести лет, только казавшийся на двадцать лет старше. Ветеран, говорил он каждому, кто был готов слушать, и человек с колоссальной жаждой, которая каким-то чудесным образом не причинила особого вреда печени. Его иммунная система отчаянно сопротивлялась Шиве. Он был, по-видимому, из глубокой части генного фонда, подумал доктор Киллгор, хотя это и не принесло ему особой пользы. Было бы полезно узнать его историю, выяснить, сколько лет прожили его родители, но к тому времени, когда они поняли это, Генри был уже слишком далеко. Теперь, как это видно из проб его крови, он, несомненно, обречен. Его печень сдалась наконец под натиском нитей Шивы, а химическое состояние крови выходило за все возможные пределы по любой категории, имевшей хоть какое-нибудь значение. В определенном смысле это было плохо. Врач, все еще существующий в докторе Киллгоре, инстинктивно хотел, чтобы его пациенты выжили. Может быть, в нем сохранилось желание бороться за жизнь пациента, подумал он, направляясь в его палату.
— Как у нас дела, Генри? — спросил доктор.
— Дерьмово, доктор, просто дерьмово. Кажется, будто живот распадается на части и лезет наружу.
— Ты чувствуешь это? — спросил Киллгор. Поразительно! Сейчас Генри получал почти двенадцать миллиграммов морфия в день — смертельная доза для здорового человека, но организм по-настоящему больных людей мог каким-то образом противостоять намного большей дозе наркотика.
— Немного, — ответил Генри, морщась от боли.
— Ничего, позволь мне справиться с этим, о'кей? — Доктор достал из кармана шприц емкостью пятьдесят кубических сантиметров вместе с ампулой дилаудида. От двух до четырех миллиграммов было значительной дозой для нормального человека. Киллгор решил ввести ему сорок миллиграммов — на всякий случай. Генри страдал достаточно.
Доктор наполнил шприц, щелкнул ногтем по пластиковому цилиндру, чтобы избавиться от маленького воздушного пузырька, затем вставил иглу во внутривенную трубку.
— А-а, — успел произнести Генри, когда ослепительный поток ворвался в его кровь. И затем с такой же быстротой лицо замерло, глаза широко открылись, и зрачки расширились от последнего удовольствия, полученного им в жизни. Через десять секунд Киллгор коснулся его правой сонной артерии. Ничего. Дыхание Генри прекратилось мгновенно. Чтобы полностью удостовериться в смерти, доктор достал стетоскоп и приложил к груди пациента.
— Ты отчаянно боролся, приятель, — сказал доктор, обращаясь к телу. Затем он убрал капельницу с трубкой, выключил электронную систему слежения и покрыл лицо Генри простыней. Итак, наступил конец группы пьяниц. Большинство ушли из жизни рано, исключением был только Генри. Этот сукин сын боролся до конца, опровергая все предсказания. Киллгор подумал, а не следовало ли попробовать на нем одну из вакцин — вакцина В почти несомненно спасла бы его, но в этом случае в их руках оказался бы здоровый пьяница, а Проект не был направлен на спасение таких людей. Да и какая от него польза? Разве что для хозяина винного магазина. Киллгор вышел из палаты, дав знак санитару заняться телом. Через пятнадцать минут пепел Генри поплывет в воздухе, химические элементы тела принесут пользу траве и деревьям в качестве удобрения, когда опустятся на землю. Это была единственная польза, которую мог принести природе человек вроде него. Теперь пришло время навестить Мэри, F4, в ее палате.
— Как у тебя дела? — спросил он.
— Хорошо, — ответила она сонным голосом. Какое бы недомогание она ни испытывала, оно было глубоко погружено в морфий, текущий из капельницы.
— Вчера ты решила немного прогуляться? — спросил Киллгор, меряя ее пульс. Девяносто два, все еще сильный, хорошего наполнения. Ну что ж, она пока не достигла стадии серьезных симптомов, хотя не сможет продержаться так долго, как Генри.
— Хотела сказать папе, что у меня все в порядке, — объяснила она.
— Думаешь, он беспокоится?
— Я не говорила с ним с того дня, когда приехала сюда, и подумала... — Она задремала.
— Да, конечно, ты подумала, — сказал доктор Киллгор, обращаясь к бессознательному телу, — а теперь мы примем меры, чтобы такое не случилось снова.
Он изменил программу, увеличив долю морфия на пятьдесят процентов. Это удержит ее в постели. Через десять минут он вышел из здания и пошел на север... а, вот оно, и он увидел пикап Бена Фармера, стоящий на обычном месте. Внутри здания пахло птицами, как и должно быть, хотя снаружи оно походило на конюшню. На каждой двери стояли решетки с ячейками, слишком узкими, чтобы просунуть руку — или позволить вылететь птице. Киллгор прошел мимо ряда дверей, до тех пор пока не увидел Фармера с одним из его любимцев.
— Работаешь сверхурочно? — спросил он.
— Немного, — согласился охранник. — Вылезай, Фестус, — сказал он затем. Сова-сипуха недовольно захлопала крыльями, потом взлетела, завершая свой шестифутовый полет на руке Фармера, одетой в кожаную перчатку. — Думаю, у тебя все в порядке, мой друг.
— Выглядит не слишком дружелюбно, — заметил доктор.
— С совами иногда трудно работать, а у Фестуса к тому же плохой характер, — сказал ему бывший морской пехотинец, отнес сову обратно на ее насест и оставил там. Затем он выскользнул из двери. — Совы — не самые умные хищники. Их чертовски трудно приручить. С Фестусом я даже не буду пробовать.
— Ты просто отпустишь его?
— Да. В конце недели, пожалуй. — Фармер кивнул. — Уже прошло два месяца, и его крыло зажило. Полагаю, что он готов вернуться обратно и найти себе амбар, полный мышей, для охоты.
— Это была та, которую сбил автомобиль?
— Нет, автомобиль сбил Николло, большого рогатого филина. По-моему, Фестус наткнулся на провод линии электропередачи. Не смотрел перед собой, наверно. Оба его глаза функционируют нормально. Птицы совершают глупые поступки, как люди. Но, как бы то ни было, я вылечил его сломанное крыло, сделал хорошую работу, даже если я говорю это про самого себя. — Фармер позволил себе удовлетворенно улыбнуться. — Но старый Фестус не испытывает ко мне чувство благодарности.