Радуйся, пока живой
Шрифт:
Из общего культурного настроя немного выпадала Анфиса, подавальщица. Ее деревенский, простецкий облик не соответствовал аристократически-криминальной ауре застолья. Хмурая, неуклюжая, она хлопотала вокруг стола и старалась изо всех сил угодить, но все получалось у нее как-то невпопад: то пролила соус на скатерть, то опрокинула стул, а уж сколько раз задевала сидящих то локтем, то бедром — не счесть; причем при каждой неловкости тихонько и яростно материлась сквозь зубы, что Леву очень потешало. Когда она в очередной раз уронила на ковер стопку грязной посуды, Юрий Николаевич не выдержал,
— Можно как-то поаккуратнее, Анфиса? Все же не на конюшне.
— Разве ж я нарошно? Со всяким может случиться…
— Будешь лаяться, поставлю на строгача.
— Ну и ставьте. Токо рада буду от вас избавиться.
Галя захихикала, а Догмат Юрьевич пояснил Леве:
— Как ни странно, Лев Иванович, ваш приятель Су Линь этой шальной бабенке покровительствует. Чем-то ему дороги русские дебилки. Иначе Юрий Николаевич давным-давно отправил бы ее на каникулы. Я прав, Юрий Николаевич?
— Да уж, — ядовито отозвался мажордом, продолжая тем не менее доброжелательно улыбаться. — Ничего не скажешь, ценное приобретение. Одни убытки.
— Поверите ли, Лев Иванович, — продолжал Догмат Юрьевич, подкладывая себе овощного салата, — до того, как попасть сюда, Анфиса Федоровна содержала притон в Подлипках. Травка, девочки, картишки, все как положено. Вот говорят: загадочная русская душа. Мне кажется, китайская — еще загадочнее. Ввел в дом, не побоялся — и держит при кухне. Как это понимать? У вас есть объяснение?
— У меня нету, — сказал Лева. — Но я товарища Су понимаю. Анфиса женщина безвредная, открытая, что по нынешним временам большая редкость. Притом богатырского сложения, маленьких китайцев это всегда привлекает.
Психиатр остро на него взглянул.
— Вы так думаете?
— Как говорю, так и думаю, — подтвердил Лева.
— Она такая же безвредная, — возразил Юрий Николаевич, — как гадюка в лесу. Вчера чуть половину винного погребка к себе в комнату не уволокла. За ней только не догляди.
Анфиса прислушивалась к разговору с таким вниманием, что вся пошла розовыми пятнами, всплеснула руками, смахнув со стола сразу несколько блюд.
— Как же вам не стыдно, Юрий Николаевич, мать вашу за ногу, а еще пожилой человек! Да я взяла-то бутылочку вишневой наливки от насморка полечиться.
— Какой я пожилой, об этом лучше не вякай, Анфисочка, — заметил мажордом с какой-то неясной, но, видимо, понятной женщине угрозой, — Во всяком случае силенок хватит, чтобы с вашей милостью управиться.
Вспыхнув до корней волос, Анфиса умчалась из гостиной, неся за собой, как шлейф, отборную матершину.
…После обеда Догмат Юрьевич увел Леву в кабинет. Там усадил в кожаное кресло и первым делом передал ему новые документы: паспорт и водительское удостоверение. По этим документам, насколько позволял Леве судить жизненный опыт, вполне натуральным, выходило, что он превратился в некоего Игната Семеновича Зенковича, тридцати шести лет от роду, уроженца города Симферополя, но с московской пропиской. Пластиковые права международного класса, а паспорт, где бледно-фиолетовой печатью пришлепнута его собственная фотка, был испещрен многочисленными визовыми отметками. В этом Лева не разбирался, потому что за границей никогда
Догмат Юрьевич поставил перед ним пепельницу, открыл деревянную расписную шкатулку, разделенную на несколько отсеков — в каждом свой сорт сигарет.
— Угощайтесь, Лев Иванович… Как вам документы?
— Хорошие документы, — Лева выбрал из шкатулки длинную сигарету с золотым ободком. — Зачем они мне?
— К этому вопросу мы сейчас подойдем… Сперва побеседуем. Поближе, так сказать, познакомимся, если не возражаете.
Лева не возражал, но его размягченное, полупьяное сознание томилось. Лечь бы и поспать часика три-четыре. И хорошо, если Галочка примостится под боком. Протянуть денек в безмятежном кайфе, а уж после бежать. В том, что придется бежать и, возможно, очень далеко, у Левы не оставалось никаких сомнений. Ему, в сущности, было неважно для какой цели его так обхаживают — обед, документы, суперкраля, загородный особняк и прочее, — потому что он знал, чем придется расплачиваться. Ему нечего предложить в обмен, кроме жизни, вот ее и заберут, если вовремя не отскочить.
— Я весь внимание, — он затянулся горьковатым, сложно перенасыщенным (травка?) дымком. — Спрашивайте о чем угодно, отвечу без утайки.
Психиатра интересовало многое: Левина биография, привычки, образование, кто родители, чем занимался прежде, в совковую эпоху, и как докатился до нынешней, довольно убогой («Вы же не будете спорить, Лев Иванович?») жизни. Беседа затянулась на час или два, — Лева не следил за временем, — сдабривалась коньяком «Камю» и фруктами, которые Догмат Юрьевич выставил вдобавок к сигаретам. Никаких вольностей Лева себе не позволял и держался в рамках интеллигентного (с ноткой вины) отчета, как если бы очутился на Лубянке. Как знать, может, так оно и было: могучая некогда Лубянка незримо растеклась по щелям больного государства, услужая всем, у кого монеты в кармане.
Расспрашивая, Догмат Юрьевич пользовался современными приемами психологического тестирования, которые, к слову, были Леве не в диковинку. Уровень и очертания Левиной личности — вот что его интересовало. И тут он не сплоховал, отвечал честно и без уловок — это лучший и единственный способ скрыть о себе сокровенную правду.
Психиатр остался доволен, он пришел к выводу, что Лева психически и физически здоров, умственно развит, хотя отметил тенденцию к затуханию некоторых биологических функций.
— Возьмем, к примеру, вашу сексуальную энергию, Лев Иванович. Она, безусловно, требует коррекции, что очень важно для будущей работы. Вам, наверное, показалось, что вы проявили себя с Галей молодцом, но это далеко не так. У вас крайне замедленная реакция на женское эго.
— Вы наблюдали?.
— Разумеется… Это входит в мои обязанности. Как в ваши обязанности, дорогой Лев Иванович, входит поскорее окрепнуть, сбросить с себя позорную ностальгию по бесплатному силосу и превратиться в блестящего плейбоя. В идеале вы должны практически на любую женщину реагировать так, словно боретесь с желанием немедленно ее изнасиловать. Это норма. Это привлечет к вам прекрасных дам, воспитанных на эрзаце западной масскультуры. Впрочем, норму можно при желании имитировать.