Радуйся, пока живой
Шрифт:
— Лева, это ты?!
В затуманенном сознании Зенковича что-то шевельнулось: женщина-гора ему безусловно знакома, но кто она? Сбивало с толку ее перекошенное лицо с окровавленной щекой.
— Лева, если это ты, — сипло продолжала торговка, — то сейчас буду тебя колошматить. Погляди, что наделал, изверг! Но как же ты…
Женщина начала озираться и увидела, как из подъехавшего «Бьюика» выскочили бравые менты и умело заняли позицию заграждения, тесня случайных прохожих и зевак. К ней приблизился высокий мужчина в длинном, обвисшем на плечах
— Чем-то недовольны, гражданочка?
Женщина поняла, что нарвалась на серьезную компанию, но, похоже, не привыкла отступать перед опасностью. Уперла кулаки в бока, надвинулась на Зенковича:
— Думаешь, Левчик, высоко взлетел, так можешь людей давить?! Ошибаешься, братец. На меня где сядешь, там и слезешь… Думаешь, твоих ментов испугалась? Нако-ся!
Разъяренная, окровавленная, сунула под нос Зенковичу здоровенную дулю. Ее окоротил Пен-Муму, прошамкав сбоку:
— Чего под машину кидаешься, дура? Гляди, бампер погнула. Платить придется.
От такой наглости бедная женщина опешила:
— Кому платить? Мне?! Ты на меня наехал — и мне же платить? Ты что, мужик, накеросинился с утра?.. Лева, чего молчишь? Скажи этому гаду…
Лева Таракан мучительно пытался вспомнить, кто такая эта огромная бабища, вынырнувшая из прошлого и больно уколовшая его мозжечок. Казалось очень важным вспомнить. Но память дремала, и вязкая слабость охватила сердце. Между тем один из милиционеров перекатил тележку на тротуар и туда же перенес тюки с товаром. Потом, сокрушенно качая головой, обследовал вмятину на передке машины. Обратился к Пену:
— Штуки на три попали, шеф. Может, шмотки конфисковать? В счет покрытия убытка?
Однако мысли Пена были заняты другим.
— Ты вот что, гражданочка… какой он тебе Левчик? Ты его с кем-то спутала. Так что заткни пасть и проваливай. Попозже тебя найду.
Зенкович робко посоветовал:
— Послушайте его, женщина. Расстанемся подобру-поздорову.
Его голос подействовал на нее как-то странно. Она еще раз огляделась, прикинула обстановку — и вроде успокоилась. Мягко спросила:
— Но ведь это ты, Левчик? Скажи честно — ты или не ты?
— Меня зовут Игнат Семенович. Я никакой не Левчик.
Женщина будто прозрела, хлопнула себя по тугим бокам, как по барабану.
— Племянник! Ты же племянник Борискин. Я тебя по телику вчера смотрела. Точно! Один к одному. Я еще подумала: господи, это же Левка Таракан, бомж несчастный… Левчик, выходит, тебя подменили? Выходит…
Что-то поняла, поперхнулась, но было уже поздно. Пен-Муму окинул ее мертвым, сожалеющим взглядом. Обернулся к Зенковичу:
— Садись в машину, Игнат Семенович. Я договорюсь с этой дамочкой.
— Не надо, — попросил Зенкович. — Прошу вас, не надо! Она же не в себе, вот и мелет языком.
— Я не в себе? Лева, что они с тобой сделали? Уж лучше бы ты по помойкам шатался, чем так-то…
— Уходите, —
— Пойдем вместе, Лева. От этих господ тебе добра не будет, помяни мое слово.
Ее призыв упал в пустоту. Пен-Муму ловко, как он один умел, точно призрак, переместился к ней за спину, а здоровенный милиционер загородил ее спереди от остального мира. Вампир сжал ее растрепанную седую голову ладонями и резко крутнул. Послышался отвратительный хруст, и серые, отчаянные глаза убитой словно спрыгнули Леве на грудь. Закачавшись, она тяжелой грудой осела на асфальт, милиционер бережно поддержал ее за плечи. На экзекуцию ушло всего лишь несколько секунд.
Лева вернулся в «Кадиллак» и сел за руль. Включил движок. Подождал, пока сзади усядется Пен. Галочка сочувственно произнесла:
— Не переживай, Генечка, с кем не бывает. Дорожное происшествие, — и как-то чудно заквохтала.
Уже у себя в кабинете Зенкович наконец вспомнил, кто такая эта женщина с тележкой. Воспоминание просияло в больном мозгу, как светлый луч в тумане. Дарья Степановна, хозяйка коммерческого магазина. Она принимала у него бутылки по завышенной стоимости, подкармливала, и у них, кажется, завязывалась нежная дружба. Теперь ее нет на свете… Он попробовал продвинуться в воспоминаниях дальше, но наткнулся, как обычно, на непроницаемую стену.
От горьких мыслей отвлекла Галочка, впорхнула в кабинет, без спросу уселась на колени.
— Ах, милый, так все жжет внутри… Ты замечал, как смерть возбуждает? Давай по-быстренькому, а?
— Прекрати, бесстыдница. Ночи тебе мало.
— Ночью ты был какой-то вялый.
Зенкович попытался спихнуть ее с колен.
— Хватит, Гала! Ну, пожалуйста. Кто в приемной?
— Ах ты, наш труженик… ну кто там может быть?.. Кому назначено, те и сидят.
Не слезая с колен, показала расписанный листок из блокнота.
— Шестнадцать человек, — ужаснулся Лева.
— Не пугайся. Я всем говорю — пять минут.
— Что же, никого нет из значительных персон?
— Как нет?.. Вот корреспондент из «Свободы», солидный мужчина, по-моему, педик… Вот Фенечка Заика, из тамбовской группировки, чего-то хочет предложить… Да, вот еще из фирмы «Русский транзит», некто Поливанова. Фирма крепкая, я проверяла. С ней мальчик.
— Какой мальчик?
— Тебе лучше знать, — промурлыкала Галочка, прикусывая ему ухо. — Озорник!
— Остальные кто?
— Обычная шушера… Двое фирмачей, чиновник из правительства, прокурор из Кандыбина… Ходоки… Для понта вписала Лельку Лепехину.
— Кто такая?
— Ну ты даешь! Блядь знаменитая, с экрана не слезает. Отпадное шоу: «Кому хочу, тому и дам». Мы же с тобой смотрели. Любовница спикера. Правда, она сама намекает, я-то не верю. Уж больно страшна.
— Чего ей надо?
— Ну вопросик, Генечка! Чего от тебя надо распутной бабе? Наверное, денег попросит.
Хохочущую, ему все же удалось пересадить ее на стул.