Ракетчики
Шрифт:
— Ладно, это потом, что с диверсами?
— Всех перебили.
— А как вы сюда успели?
— А мы двумя группами пошли. Первая, тревожная, на «Мишке», на ближайший школьный стадион сели. А вторая поехала в кунге. Но им работы уже не досталось.
— Саня, эт самое, может, пойдём раненых глянем?
— Пойдём, конечно, пойдём.
— Алла Борисовна, как же так? Я же вас предупреждал. Что б ни-ни. Как вы прозевали эту акцию?
— Я чувствовала, но думала, это из-за беременности. Я старалась!
— Ты
— Да.
— Радуйся. Помни: на куски порежу.
— Саня, эт самое, чего это ты её так прессуешь?
— Лёха, не лезь под руку, потом расскажу.
— А, между прочим, я старалась! Это я вызвала милицию!
— Олег, это ты тут воюешь?
— А?
— Громче говорите. Его оглушило гранатой. Ничего серьёзного: мелкие царапины, пара неопасных осколков, но слышит пока плохо.
— Майор, а кто именно вас вызвал? Дежурному по штабу кто звонил?
— Кобзев Вася.
— Ага. Вася. Ты как?
— Нормально, тащ Диктатор.
— Скажи мне что-нибудь важное.
— Хм. Тютю выкрасть хотели. Контейнер в подъезде валяется. Крот есть где-то.
— Шпиона найдём. Выздоравливай. Вон, девушка, какая у тебя есть! Забыл, правда, имя.
— Маша, меня зовут Маша. Гляньте Ваню. Тоня убивается, Диктатор!
— Этот пациент умер. Критическая кровопотеря. Поздно нашли. Он аж на крыше лежал. Там бой принял. Осколками гранаты посекло сильно ноги. На руке татуировка натовская, группа крови. Первая, резус отрицательный. Хуже не бывает. Его кровь всем можно, а ему — только такую. Ни у кого нет такой. Пульса нет. Даже не мучили парня. Это — всё.
— Товарищ Диктатор! Миленький! Сделайте что-нибудь! Умоляю!! А-а-а!
— Тоня, Тонечка, успокойся, плачь, легче будет. Такая судьба. Твоего Вани больше нет.
— У-у-у! Нет! Не хочу жить без него! А-а-а!!
— Может быть, вы поможете, товарищ Диктатор?
Это сказала Алла Борисовна Финкерман. Диктатор удивился. Но разобраться в ситуации не успел. Подскочил вольтанутый Тюрин и тоже начал клянчить. Уж у него-то должен быть научный подход к миру! Или это его Алла заразила верой в потусторонние силы и загробный мир?
— Диктатор, если в ваших силах… мы были бы все вам премного благодарны… я бы ко дню спасения страны что-нибудь изобрёл… и на Коляду… и на Купалу… только сделайте, голубчик…
Больше всего это походило на старую картину из первой жизни, когда меня цыганчата облепили, но в это время цыганские бабы «работали», старались меня облапошить. Им это почти удалось. Нафиг! Дурные, неправильные ассоциации. Никаких аналогий!
— Врач, будем делать прямое переливание крови. У меня такая же редкая группа. Думаю, что литра ему хватит, и я выдержу. Только жгуты на ноги ему не забудьте наложить. Тоня, готова жизнью рискнуть?
— Готова. На всё го-г-г-готова! Фх-фх.
— Хм. Быть по сему. Сходим. Я без тебя ничего сделать не смогу. Я буду проводником, помощником, но только ты сумеешь узнать его душу. И только тебе, его жене, под
— Покладите носилки на землю. Будем делать всё сразу. Когда литр отдам — отключайте. Лёха, ты за главного. Я могу прийти в сознание не сразу.
— Саня, может не надо? Эт самое, он же уже умер? Ты же не волшебник, чтоб оживлять?
— Не волшебник, только учусь. Но именно эту тему я знаю, Светозар просветил. Ну что, жена своего мужа, готова ль ты пройтись по Калиновому мосту? Последний раз спрашиваю.
— В ад готова пройти.
— В ад — не надо. Распусти волосы. Ага, правильно. Ложись подле меня. Рубан, потом как-то перенесёте наши тела. Ваньку пусть хорошенько заштопают, подключат ко всему, чему надо. Проконтролируй, чтобы тело было готово душу принять.
— Примерно литр перешёл к… гм, реципиенту.
Диктатор сделал пассы рукой над телом Чёрного. Вдруг, грудь начала вздыматься! Врач схватил руку за запястье, послушал вену на шее, удивлённо посмотрел на Диктатора.
— Пациент дышит и есть пульс.
— Он ещё вполне мёртв. Не обольщайтесь, доктор. Ещё грамм триста крови натечёт — отключайте и везите нас всех трёх в больницу. Лёха, поместите нас в одну палату. Крайне желательно. Всё, поехали! Смотри мне в глаза, Тоня.
Тоня глянула, увидела маленькие снежинки в зрачках Диктатора. И пошла за ними, провалилась в один из зрачков на тёмную дорожку. Там её подхватил Диктатор. Впрочем, там она воспринимала голое знание. Глаза, прочие чувства не работали. В этом состоянии она просто ощущала душу Диктатора, но так её не называла. Пусть будет: Александр. Он вёл её в причудливом мире. Они не держались за руки. Некие канаты, что ли, соединили их пупки, за эти канаты и тащил за собой Александр. Время в этом месте имело другой вкус, что ли. Трудно подобрать слово. Светлее. Вдали свет, более яркий, чем на предыдущем участке пути.
— Это Калиновый мост. Он соединяет Явь и Навь. Не замирай, нам ещё твою половинку искать.
У Александра возникла шальная мысль: заглянуть к предкам. Карман был рядом. Но проход забирал много силы. Совершенно неясно, как пойдут дела в Нави. Рисковать не стал.
На мосту Тоню пробрало: между Явью и Навью лежала пустота. Прикосновение к голому знанию имеет свои особенности: понятно всё, сразу и до конца. В Яви может быть душа и жить тело. В Нави может находиться душа, ожидая очереди. А между… Нет ничего. Очень жутко было даже думать о том, чтобы сойти, оступиться, упасть вниз, между. И нет никаких ограждений. Страшно.
— Душа Ивана бродит где-то здесь, по кромке Нави. Ещё девять дней будет бродить. Потом, перейдёт вглубь. Тогда — всё, не вернуть, ищи. Время будет иметь значение. Там, снаружи, оно тоже тикает, хотя ты этого и не слышишь.
Долго ли, коротко ли, но Тоня нашла. Только не Ивана, а кого-то. Другие души, родные. Не маленькие, не молодые. Просто — другие.
— Это ваши дети. Твои и Ивана. Души нерождённых детей. В этом месте законы Яви не работают, не удивляйся. Кстати, ты можешь попросить у них помощь.