Ралли

Перри Девни

Возможно, в этом тихом доме я смогу думать о чем угодно, кроме этого поцелуя. Хотя, учитывая, что с каждым вдохом я улавливала нотки пряного аромата Раша, я сомневалась, что от него можно было бы ускользнуть, даже если он будет в другом городе.

— Уф. — Я заставила себя начать переставлять ноги и спустилась вниз, чтобы приготовить завтрак. Затем мне нужно было попасть в кампус на занятия.

Мои преподаватели буквально завалили меня работой за последние пару недель. По-моему, они

могли продолжать в том же духе до конца семестра. Учеба была единственным, что отвлекало меня от Раша.

Я не была уверена, что буду делать на зимних каникулах без учебы и проектов, которые отвлекут меня от пожара в моей личной жизни. Но с этой проблемой я разберусь в декабре.

Возможно, к тому времени у меня будет собственное жилье. Предложений по-прежнему было немного, но я продолжала искать. Я могла бы потратить свое свободное время на обустройство детской. Я начала активно заниматься гнездованием.

Не то чтобы у меня было много вещей в этом гнездышке. Мой бюджет не позволял обзавестись изысканной детской комнатой. Какое-то время мы будем обходиться только самым необходимым. Детская кроватка или люлька-качалка. Несколько пластиковых выдвижных ящиков. Дасти подарила мне кресло-качалку из своего дома, которое ей было не нужно, и я надеялась, что смогу избавиться от запаха сигарет.

Несколько моих подруг знали, что я беременна. Ханна и пара девушек с ее девичника. Она упомянула о том, чтобы устроить для меня вечеринку по случаю рождения ребенка, но я тянула с выбором даты.

Я хотела, чтобы моя сестра была на вечеринке по случаю рождения ребенка. А я все еще не сказала ей о ребенке.

Насколько же я была трусливой, что боялась реакции пятнадцатилетнего подростка?

Вчера вечером Глория пришла в кафе делать домашнее задание, и я была в нескольких секундах от того, чтобы рассказать правду, но струсила. Она осудит меня. Она была в том возрасте, когда уже все знаешь.

Я не была готова пережить ее разочарование. У меня и так было достаточно дерьма, и я не нуждалась в нотациях от своей младшей сестры.

Скоро. Я расскажу ей как можно скорее. Я должна рассказать ей как можно скорее. Если буду ждать слишком долго, она разозлится, что я так долго хранила этот секрет. Может быть, сегодня вечером в кафе, когда она придет заниматься.

У меня зазвонил телефон в заднем кармане джинсов, когда я проходила через гостиную. Глория. Она, должно быть, знала, что я думаю о ней.

— Привет. Я как раз думала о тебе.

— Я иду в школу, так что у меня есть всего минута.

— Все в порядке?

— Да, но ты можешь позвонить маме?

Я остановилась в двух шагах от кухни.

— Эм, что?

— Мама. Наша мама. Позвони ей.

Стойте. Подождите. Почему Глория разговаривала с ней?

— Почему я должна ей звонить? Ты с ней разговариваешь?

Полгода назад Глория поклялась никогда

больше не разговаривать с нашей матерью. Они немного поссорились.

Я всегда ожидала, что молчание между ними не продлится долго. Ее отношения с мамой были не такими ужасными, как у меня. Они тоже были не очень хорошими, но они никогда не разговаривали дольше, чем несколько месяцев.

Они ссорились. Забывали. И цикл повторялся снова и снова.

Я же? Я не разговаривала со своей матерью с начала второго курса в «Университете Сокровищ». Два года. Когда я зашла в дом своего детства, чтобы забрать кое-какие вещи, которые оставила там, то обнаружила, что она выбросила все мои пожитки.

Мои школьные фотографии. Ежегодники, за которые я заплатила своими собственными деньгами. Серебряное ожерелье, которое подарил мне отец, когда я была маленькой девочкой. Это было детское украшение, и оно мне не подошло бы, но я хранила его в розовой бархатной коробочке в форме сердечка.

В тот день она разбила вдребезги все, что осталось от моего сердца.

Она вычеркнула меня из своей жизни, потому что хотела, чтобы в спальне был ее новый щенок. Комната, где он не смог бы портить ее вещи.

Глория рассказала мне, что собака сбежала через год. Или это, или мама решила, что больше не хочет собаку.

Клятва моей сестры прекратить всякое общение с мамой была неубедительной. Моя? Железной.

— Почему я должна ей звонить? — Если Глория просила, значит должна была быть веская причина.

— Я не могу сейчас об этом говорить, — сказала она. — Просто сделай мне одолжение и позвони ей.

У мамы был мой номер телефона. Если бы она захотела поговорить со мной, она могла бы позвонить мне сама.

— Нет, спасибо.

— Фэй, не будь такой соплячкой. — К этой фразе прилагалось закатывание глаз. Моя мама обычно давала мне пощечину, когда я закатывала глаза. Я с детства научилась этого не делать. Глория не закатывала глаза при маме. Она тоже этому научилась. Вместо этого она сохранила их все для меня.

— Просто позвони ей, — сказала она.

— Иди в школу. Увидимся вечером в кафе.

Она фыркнула.

— Ты не собираешься ей звонить, не так ли?

— Нет.

— Пожалуйста? Ради меня?

Я бы многое сделала ради своей сестры. Я работала не покладая рук, чтобы у нее были красивые джинсы и кроссовки «Найк». Часами проверяла домашние задания, чтобы она получала хорошие оценки. Возила ее по всему Мишну, чтобы ей не приходилось ходить пешком или ездить на велосипеде через весь город.

Но это? Это было предательством. Как ей не стыдно было просить.

— Мне нужно идти, — сказала я, и, прежде чем она успела меня остановить, я повесила трубку.

Потребовалось некоторое время, чтобы волна боли прошла. Чтобы я помнила, что Глории было всего пятнадцать, и наша мать не нанесла ей таких глубоких ран.