РАМ-РАМ
Шрифт:
— Юра! — Это была Маша. — Я на месте.
Я облегченно вздохнул.
— Ну, замечательно!
— Вилла большая, просторная, во дворе гамак в тени. Просто рай!
— Я рад!
Я почему-то не знал теперь, как мне с Машей разговаривать. Она это почувствовала или, может быть, сейчас, когда визуальный контакт был заменен на поток электричества в эфире, характер наших отношений перестал быть понятен и для нее.
— Ты когда приедешь? — спросила она.
— Наверное, завтра.
— Сегодня не получится?
— Вряд ли. Скорее всего, завтра.
— Ты позвони мне
Сразу после чего, интересно?
— Конечно! — впустую пообещал я.
Ее этот ответ удовлетворил.
— Если что, я, наверное, все равно долго не лягу спать. Сейчас хочу прилечь, так что потом не засну.
Если что? Если я, несмотря ни на что, приеду сегодня?
— В гамаке?
— Что?
— В гамаке ляжешь?
— А, не знаю! Хотя это идея!
Маша помолчала, молчал и я. Это был странный разговор. Я почему-то вспомнил свой сон.
— Ну, ладно, take care! — сказала Маша.
Я сразу понял, почему последние слова она произнесла по-английски. Сказать по-русски «береги себя» было бы, если бы нас кто-то подслушивал, странным. А по-английски это значит ровно то же самое, только это — обычная фраза при расставании.
— Которая из двух? — полюбопытствовал, отгибая газетный лист, Кудинов. — Или из трех, четырех, пяти — не знаю!
— Это была Маша. С ней все в порядке!
Кудинов внова уткнулся в газету.
— Приедем, сразу зайдем в интернет-кафе!
Я понял, что он имеет в виду: нужно было срочно сообщить Эсквайру о предложении Деби.
Мы оставили вещи в камере хранения на вокзале. Интернет-кафе, как и везде в центре индийских городов, нашлось в двух шагах. В моем македонском почтовом ящике новых сообщений не было. Я с благодарностью вспомнил благородных лесных разбойников — наладонник с программой для криптования снова лежал в кармашке моей брезентовой сумки через плечо. Послать сообщение для Эсквайра заняло минут двадцать. Надеюсь, это не было пустой тратой времени.
Чтобы исключить слежку, мы с Лешкой разделились. Он на «тук-туке» укатил к роскошному индуистскому храму из белого мрамора, который подарил этому, в сущности, преимущественно мусульманско-сикхскому городу промышленник-миллиардер Бирла. Там Кудинов проверится и наймет для дальнейшего передвижения кого-нибудь другого. А я взял велорикшу и приказал доставить себя к Городскому дворцу. Мы договорились, что Лешка в соломенной шляпе и темных очках, с фотоаппаратом на плече и с путеводителем в руке — таков, по нашему мнению, был типовой портрет западного туриста — подстрахует меня с улицы.
Лешка посмотрел на часы. Он купил себе такой же пластмассовый Ка-сио, какой подарил мне, а я, в свою очередь, — правда, без формального подтверждения о своем намерении — одному из народных мстителей.
— Четыре семнадцать мне кажется хорошим временем для начала операции, — сказал на прощание Кудинов. Он обожал такие вещи.
— Конечно! — согласился я. — Главное — легко запомнить! Квадрат от двойки, а потом квадрат квадрата плюс единица.
К Городскому дворцу меня доставили в пятнадцать пятьдесят пять. Заходить внутрь я не стал. Дождавшись, пока мой рикша,
Четыре пятнадцать. Я с удовлетворением увидел Кудинова. Он сидел на плетеном стульчике в дверях лавки под магазинчиком ювелира, пил с хозяином масала-ти и перебирал деревянные изваяния каких-то, на наш христианский взгляд, демонов. Хозяин — худой, с морщинистым лицом, в рубашке с закатанными рукавами — сделал робкую попытку затащить и меня в свою паутину, но я решительно прошел мимо. Кудинов едва поднял на меня глаза.
По лестнице бросился навстречу замешкавшийся мальчик-зазывала. Я узнал его — с большими взрослыми зубами на улыбающемся детском лице. Видимо, и мальчик меня узнал, так как он немедля развернулся и бодро припустил вверх по ступенькам, призывно оглядываясь. Он довел меня до двери ювелирной лавки и широким жестом распахнул ее.
Из-за стойки, сладко улыбаясь и придерживая спавшего у него на коленях серого кота, вставал честнейший ювелирных дел мастер по имени Баба. Даже если это и он направил по нашим следам убийц, удивления по поводу того, что я все еще на этом свете, он не проявил никакого.
— А вы точны! — приветствовал он меня, протягивая пухлую руку. — Приятно иметь дело с такими людьми. Масала-ти?
— Спасибо, нет! Мне бы хотелось поскорее покончить с делами.
— Дела! Что такое дела? За делами не надо забывать жить! — наставительно произнес этот последователь восточной ветви гедонизма, отсылая мальчика на улицу.
— А где же ваша восхитительная супруга?
— Ей пришлось вернуться домой, — соврал я. — Этот климат ей не подходит.
Если убрать нас все же пытался он, пусть думает, что Маша уже далеко.
— Как жаль! Как жаль! Бедняжка! А я хотел предложить ей браслет к тому кольцу. Она же носит его?
Что он привязался к кольцу? Я вдруг замер. Мог в нем быть маячок, который наводил на нас его подельников? Да нет, глупость! Это были три переплетенные полоски разноцветного золота с разными камнями. Спрятать туда что-то было невозможно.
— Конечно, ей это кольцо очень нравится, — сказал я. — А мне вы ничего не хотите предложить?
Спустив кота на витрину, Баба уже зашел за прилавок. Он нагнулся и достал из-под прилавка растрепанную толстую папку с копиями могольских миниатюр. Ее-то я, помнится, и листал в прошлый приход.
— Вам тогда понравилась вот эта.
Сикх выложил передо мной миниатюру. Я вспомнил: ночное небо, слон и раджа с наложницей на коленях. Только теперь картинка была вложена в рамку из паспарту с петелькой сверху, чтобы ее можно было повесить на стенку.