Рандеву с йети
Шрифт:
Летящее облако желтых листьев — неявная угроза. Если листья падают в воду, то угроза «вербальная» — если перевести на человеческий язык. Угроза памяти, сознанию, умению мыслить и общаться в привычной, «правильной» манере. Если на берег — то угроза физическая. То направление, из которого летят листья, тоже, естественно, имеет самое непосредственное отношение к смыслу «сказанного». Источник угрозы.
Рука — любая оперативная функция. Помощь, передача, физический контакт.
Масса значений была связана и с фигурой «тени». Если тень вставала на одну ногу — это фактически означало знак вопроса, причем в отличие от большинства «человеческих» языков, где знак вопроса ставится в конце фразы, либо же, как в испанском, одновременно и в начале, и в конце, здесь балансирующая в нерешительности фигурка могла появиться в любой точке, рядом с тем понятием,
Приказ или настойчивая просьба выражались резким, похожим на толчок движением рук тени по направлению к тому, кто эту просьбу должен был выполнить, или же по направлению к его собственной тени. Причем в разговоре это движение могло, опять же, существовать и помимо самой фигуры тени — просто резко «толкающая» рука в пустоте, или движения, так или иначе напоминающие толчок рукой: вроде внезапно возникающего на поверхности воды направленного смерчика брызг.
Чувство привязанности, признательности или нежности — поглаживание по голове, со всеми возможными вариациями.
Ирина ничего не записывала. Она старалась как можно быстрее приспособиться к целостному восприятию мелькающих у нее перед глазами картинок, так чтобы даже самые мельчайшие детали — которые, кстати, отнюдь не следовало пропускать «мимо глаз», ибо они выражали порой весьма значимые оттенки смыслов, — сами собой вписывались в общий смысл «фразы». Иногда ее собеседник увлекался, и картинки начинали сменяться с такой быстротой, что у Ирины рябило в глазах. Поначалу она сама привлекала внимание йети резким рубящим движением руки ото лба вниз. Потом постепенно приучилась передоверять этот жест своей тени.
«Говорить» по-настоящему Ирина, конечно же, еще не научилась — для этого нужны были дни и недели упорного труда. Но немалый лингвистический опыт сделал свое дело. И уже через полтора часа она считала вправе писать отныне в анкетах в графе «какими иностранными языками и языками народов СССР владеете»: язык йети, читаю и могу общаться со словарем. Поскольку именно со словарем она в данный момент и общалась. С живым словарем в блестящей темно-бурой шерсти.
Наконец, пришло время более или менее содержательного разговора. Ирина набрала в грудь воздуха и выстроила свою первую в жизни коротенькую фразу на языке йети. Она «приснила» тень Виталия и тут же заставила собственную тень встать на одну ногу.
Ответ последовал незамедлительно. Тень Ларькина уменьшилась до размеров полевой мыши. Белый йети подошел к ней и спрятал ее в руке.
Краснокожая Ирина осталась балансировать на одной ножке.
Вместо ответа йети спродуцировал еще одну тень Ирины, тоже очень маленькую, и тоже спрятал ее в кулак.
Ирина поставила две тени, свою и Виталия, рядом и послала в них со стороны леса большое облако жухлых листьев. И снова закончила фразу знаком вопроса.
Белый йети в ответ поджал даже не одну, а сразу обе ноги и завис, подрагивая, в воздухе. Это могло означать только крайнюю степень неопределенности и неуверенности йети в дальнейшей судьбе обоих.
Ирина наштамповала десятка полтора снежных людей — не белых, а таких, каким она видела своего собеседника, сгруппировала их в кучу и заставила листья лететь с их стороны. Знак вопроса.
Белый йети на переднем плане прихлопнул воздух обеими руками сверху — знак согласия. Но потом рядом с группой медленно седеющих йети появилась другая группа, и состояла она, как поначалу показалось Ирине, из людей. Однако потом, приглядевшись, она поняла, что это не люди. Во-первых, лица были не похожи на человеческие, даже если сделать поправку на восприятие йети. Удлиненные лица с большими, очень светлыми, едва ли не белыми глазами, которые издалека казались вовсе лишенными зрачка. Крупные, заостренные кверху уши. В отличие от человеческой кожи, красной с точки зрения снежного человека, у этих существ кожа казалась скорее зеленоватой. Они носили одежду, но покрой у одежды тоже был незнакомый, как и назначение предметов, которые двое или трое из сотворенных йети фантомов держали в руках.
Ничего себе, ахнула про себя Ирина. Не хватало нам одних йети. Теперь еще и эти. Он же ясно дает мне понять, что существует некая третья — или какая она там по
9 июля 1999 года. Волга. 11.03.
Разговор продлился еще примерно часа полтора. Поговорить, конечно, было о чем. Время от времени на Ирину накатывало ощущение нереальности происходящего. В центре России, в неполных ста километрах от крупного промышленного города сидят на бережочке два гуманоида и общаются неким странным способом, и от одного только способа их общения у любого среднестатистического гражданина может запросто съехать крыша. Потому что для того, чтобы говорить, нужно как бы спать наполовину. Но наполовину бодрствовать. То есть чтобы левый твой глаз не ведал, что творится перед правым. И наоборот. Вот так, наверное, и заболевают шизофренией, подумала часу на третьем Ирина. От постоянного присутствия двух совмещенных, но при этом взаимоисключающих картинок реальности. И лучшими переводчиками с йетиного на человеческий станут, вероятнее всего, именно клинические шизофреники. Им привычней. Однако — усмехнулась она — у меня вроде бы тоже неплохо получается. «Говорить» постепенно становилось все проще и проще. Была одна проблема — как-либо лукавить, а тем более лгать, на этом языке было крайне трудно. Может быть, пока. Может быть, без тренировки. Как ни старайся укрыть то, чего не хочешь показывать, а в «картинку» все равно пробьется. Хотя бы краешком. Хотя бы намеком. Поэтому они и не любят обмана и обманщиков — поняла Ирина. Люди для них, должно быть, подобны сумасшедшим, которые постоянно разговаривают сами с собой. То есть даже не разговаривают по-человечески, а бормочут обрывки смутных фраз, сквозь которые при этом проскальзывает смысл каждого действия, которое они еще только намереваются совершить. Что же удивительного в том, что мы их практически не встречаем. Если за километр готовы предупредить их о своем приходе — даже если не брать в расчет их хулиганского обыкновения брать эту неоформленную массу «речи» под контроль и «отводить глаза» ничего не подозревающему человеку. Но если человек думает одно, а пытается представить свои действия в совершенно ином свете — так в мире йети это же просто-напросто лишено всякого смысла. Это все равно что, намереваясь обыграть противника в карты, причем не честно обыграть, а по-шулерски, всякий раз предварительно объяснять ему тот способ, которым ты сейчас передернешь колоду. Параллельно с «разговором» Ирина придумывала для себя название самому способу подобного общения и ничего не нашла лучше всплывшего ни с того ни с сего древнегреческого слова «астомос», или «астом», если убрать лишнее в русифицированном варианте шипящее окончание. Исходный смысл, собственно, — без рта, без посредства органа речи. Два же основных, наиболее употребительных смысла другие. Если применительно к лошади, то упрямый, трудно управляемый. Если применительно к металлу, то хрупкий, требующий осторожного обращения. И то, и другое, и третье подходило идеально. Итак — пусть будет астом.
Примерно тогда же выяснилось, что начатками членораздельной речи йети все-таки владеют. Причем инициатива исходила на сей раз от самого болотника. Прервав на время разговор на астоме и «погасив» слева от себя поле сна, йети поднес руку ко рту, а потом, тут же, к уху. И сказал странным, похожим на горловой собачий лай голосом:
— Ом.
Потом еще раз, ткнув себя собранными в щепоть пальцами в грудь:
— Ом.
Тут же, взмахнув левой рукой, он спродуцировал рядом с собой группу не-людей и, ткнув в них то же щепотью, пошевелил у рта пальцами.
Ирина тут же попыталась представить себе гомонящую толпу, состоящую из таких же вот не-людей.
Йети согласно прихлопнул воздух руками.
Итак, судя по всему, звуковые имена у йети все-таки были, но пользовались ими по преимуществу не они сами, а представители этой, третьей расы, владевшей нормальной, членораздельной, не телепатической речью. И теперь, на третий час разговора Ирина знала уже достаточно и заслужила при этом достаточную степень доверия, чтобы узнать звуковое имя «хозяина дома».