Рандом
Шрифт:
– Солнце мое, Максик. Осталось немного потерпеть! Ты же сам говорил, что в июне рванем в отпуск… Да ладно! А я уверена, что у тебя получится… Да потому, что точно знаю!
Она смеялась, хихикала. Она разговаривала сама с собой. Или со мной. Вчерашним.
Я сел на подоконник. Наверное, что-то говорил, пытаясь поймать ее взгляд. А червяк сомнения уже прокладывал холодную дорогу вверх по моему позвоночнику. Возврата к прежнему уже не будет – вот о чем мне думалось. И была это первая мысль после начала конца. Даже если у Дашки какое-нибудь временное помешательство, все равно. Возврата
– Даша, Дашка, - позвал я, цепенея от ее не-ответа.
Она продолжала болтать и посмеиваться. Потом вдруг поднялась и зависла над соседним стулом, обхватив руками пустоту.
– Я с тобой. Макс, ты же знаешь, как я тебя люблю.
Она говорила, обнимая и целуя воздух.
Помню, я вскочил, я бросился к ней. От страха, я тряс ее за плечи как куклу. А она шептала мне что-то нежное и все тянулась куда-то в сторону губами…
И вот теперь, пространство напротив меня занимает человек, рассказывающий мерзости о своей жене.
Так. Стоп. Надо было опять напомнить себе, что отложенным взрывом на атомной станции в Сосновом Бору мы обязаны прежде всего ему, Борюсику. Отработавшему там перед приездом в Питер программу аварийной остановки. Мысли помогали, ярость потихоньку стихала. И все равно я знал, где пункт назначения у этого пути. В один «прекрасный» день на особо крутом вираже, спасительные мысли запоздают. Я не сдержусь, и количество оставшихся в живых уменьшится на два. За одного, по крайней мере, ручаюсь.
– Так знаешь или нет? – повторный вопрос Головастика отвлек меня от мысленного созерцания последствий возможной кровавой разборки.
– Ты про что?
– Про кого! – уточнил бывший программист. – Блаженный Колюня – ты ж его видел.
– Кто же его не знает, - я пожал плечами. – Я навещаю его. На Новосмоленском. Иногда.
– Уж совсем иногда, как я посмотрю, - усмехнулся Головастик. – Так был он тут вчера. Трясло его.
– При его нагрузках немудрено. – Я разглядывал полный стакан, как по волшебству оказавшийся в моей руке – я не помнил, как его наполнял.
– Зря смеешься. Мне, например, его идея похоронить всех умерших кажется вполне обоснованной. Может, действительно, если собрать всех и похоронить, то можно вернуться… К прежней жизни…
– … вертел я эту прежнюю жизнь, - встрял Борюсик.
– Ладно, - отмахнулся я. – Так что там про Колюню?
– Так вот. Он там вырыл экскаватором очередную яму. Под очередную братскую могилу. Как обычно сложил туда мертвецов в несколько рядов. И зарыл уже. И тут поблизости у кладбища еще один окочурился. Колюня и говорит, что собирался уже переходить на новое место, но так хотелось, чтоб все было чисто. Он и отрыл с краю место, чтоб дохоронить туда свежачка. «Прикинь, – это Колюня говорит, – разрываю я сбоку краешек, а там… никого нет. Я сначала даже не понял, в чем дело. Рою дальше – ну туда, где мертвецы быть должны. Рою-рою… А там никого нет. Пустая могилка-то».
– Ммм, - я усмехнулся. В такое верилось с трудом. – Вот что я тебе скажу. В полку шизиков прибыло.
– Думаешь? Так чего тебе стоит – ты у нас парень на ходу. Подъешь к нему завтра, да и посмотришь, что к чему. Будет тебе очередное «иногда»...
–
Я был готов к тому, что произойдет и все равно вздрогнул. Из темноты стеллажей выплыло белое костистое лицо. То ли татарка, то ли узбечка – последняя хранительница супермаркета. Она двигалась рывками, слегка припадая на левую ногу. В темно-синей униформе, она прошла мимо. Иссиня-белое лицо, с застывшей навеки доброжелательной улыбкой, теперь напоминающей маску, плыло в воздухе, то поднимаясь, то опускаясь. Женщина остановилась, бросила что-то быстрое на своем языке, и снова нырнула в темноту.
– Гюльчитай. Еще жива? – спросил я, приведя дыхание в порядок.
– Жива. Чего ей?
Борюсик храпел, разрывая легкие, Головастик толкал очередную неудобоваримую теорию. Оттого, что я так и не добрался до закуски, мои мысли путались. Я достиг абсолютной нирваны – мне захотелось в берлогу. Не домой – что я там забыл в пропитанном паранойей месте? Мне хотелось в мое двухуровневое логово. Туда, где я рассчитывал пережить зиму. К камину, к комнатам, заваленным консервами, канистрами с водой, спиртным, книгами и древесным углем. Кстати, об угле – прихватить с собой пару-тройку пакетов не помешает.
– Ладно, - сказал я. – Пора мне.
Я медленно поднялся. Мир качнулся, словно от моего быстрого движения он не успел загрузиться. Я кивнул на прощанье, развернулся, заранее наметил маршрут движения и тут услышал.
– Ты, это, Макс, поаккуратней там.
В два приема я повернулся и внимательно уставился на Головастика. Его лицо слегка расплывалось, выходя из фокуса.
– Ты не думай, что я тут без… ик … вылазно сижу, - Головастика одолела икота.
– Тоже выхожу иногда. По…общаться с народом. Тут старушка жила недалеко. Ты знаешь ее… Миро… Миро…
– Мироновна. Тамара. Улица Жени Егорова двадцать пять. Бабушка божий одуванчик. Только такой душноватый одуванчик.
– Точно. Душно… ватый. Мы встречались у кафешки днем – перекинуться парой слов. Так вчера днем я вышел, побо…лтать с ней. А она лежит у входа.
Я собрался пожать плечами, типа «старость не радость» и тут долетела концовка:
– С простреленной головой.
– В смысле?
– С дыркой во лбу. А это… оружия рядом с ней нет. Да и не могла Тамара само… убиться. Не та была старушка. Так думаю… Ик… Мститель у нас объявился. Тоже со своей… философией. Мы завтра в подсобку переедем. Там дверь закрывается…
Я вышел под темное небо, расцвеченное огнями звезд впервые за долгое время. Закрыл глаза, подставив щеки под порывы ветра. Услышанное заставило мой мозг с неохотой запустить шестеренки. В моей голове, подогретая порами спиртного, полным ходом шла ревизия – пересчитывались обоймы от реквизированного мной у мертвого полицейского пистолета Ярыгина, он же «Грач», лежавшего до поры в том месте, которое я называл логовом. Оружие доставать не проблема. Можно было весь первый этаж превратить в склад – что там пистолеты и автоматы? В бесхозных воинских частях наверняка имелось что-то посерьезней. Превратить дом в настоящую цитадель. Напичкать ловушками и установить растяжки на подступах… Смысл? Имелся ли он? И не лучше ли пуля в лоб, чем…