Раненый город
Шрифт:
51
Серж садится наблюдать, прикладывая к глазам уступленный ему взводным бинокль. Значит, и мне не спать. По его примеру смотрю в свое старье до слез, но ничего не вижу. Начинаю задремывать, спохватываюсь и через несколько минут задремываю снова. Уже шесть часов утра, начало седьмого… И тут ожидание кончается. Серж резко дергается назад:
— Дорошенко! Сырбу! Подъем! Быстро передать вниз: на Ленинском бэтээры! Б…дь, куда?!! Все марш от окон! Не демаскировать себя! В рост не стоять! Эдик, черт, ты командуешь или спишь?! А ну, е… вашу мать, все слушай меня!!!
И вот по этажам уже раскатываются матюги Али-Паши. Он проверяет правильность
Метров за четыреста от нас пехота противника скроется из глаз, войдя с пустырей у кладбища в частный сектор по Херсонской улице, которая идет вдоль спускающейся к Днестру балки. Но стрелять по ней на таком расстоянии бессмысленно. Все равно не удержим. Бэтээрам тем более не причиним вреда. Их же крупнокалиберные пулеметы с превосходством поспорят с нашими. Это я понимаю. Значит, ждать, пока они не залезут к Али-Паше прямо в глотку. Не повезло хозяевам домишек внизу!
Враги приближаются. Перешли улицу Некрасова. Уже хорошо различимы их фигурки. Два бэтээра идут один за другим по дороге, на небольшой дистанции, не отрываясь от нестройной цепи пехоты слишком далеко вперед. На броне — десант. Башенка головного вроде крутится. Вдруг оживает его пулемет. Короткие очереди разрывают воздух, бьют по ближайшим городским домам. Одна из них прилетает к нам. Удары, треск камня, шорох разлетающихся кусков штукатурки, скрежет и визг раздираемых щепок. Пригнувшись, выскакиваю в коридор. Дверь одной из комнат зияет рваными дырами, клубится пыль. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!!!
— Не стрелять!
Бегу туда. Но там не было никого, никто не убит и не ранен. По угловым окнам, где сидят Серж и Жорж, попадает другая очередь. Они тоже невредимы. У Сержа морда кирпичом. Жорж, наоборот, улыбается.
— Младшой, шел бы ты к себе! За каждой пулей не набегаешься!
Гуменюк без обычного ухарства судорожно вцепился в пулемет. Рядом побледневший Волынец. Нас провоцируют на открытие огня на расстоянии. Спохватившись, неуклюже напяливаю на голову каску. Ремешок никак не хочет застегиваться. Еще одна очередь попадает куда-то вниз. Затем наш дом оставляют в покое и мы только слушаем железный пулеметный стук.
Все! Бэтээры скрылись за домами. Сейчас полезут наверх, к «Дружбе». Мы вне их обстрела. И никого больше не видим перед собой, кроме остановившейся поодаль бээрдээмки. Где-то в частном секторе плутает, продолжая приближаться к нам, молдавская пехота. Так и подмывает бежать вниз, навстречу к ней, или к Сержу в торец, с которого вновь станут видны бэтээры, как только выедут из-за кинотеатра на перекресток. Нельзя! Как резина тянется время. Поглядываю на часы. Секундная стрелка будто застыла на циферблате.
Суматошные очереди где-то в стороне. И тут же — виу! Шр-р-рах! И грохот. Ду-ду-ду! Ду-ду-ду-ду! Наши!
— О-го-нь! — Что было сил воплю и, не выдержав, снова кидаюсь к балконному проему в торце. У «Дружбы» вся улица в поднятой взрывами пыли. Обратно за кинотеатр под уклон сползает подбитый бэтээр. Порядок! Убегаю обратно. Пытаюсь высмотреть, куда стрелять. Ни черта не видно. Стрельба и грохот отовсюду. В соседней комнате Гуменюк и Волынец лупят из пулемета по крышам и дворам, туда, где должен находиться невидимый противник. От частных домов в сторону
— Лейтенант! Ты видел, как их бэтээр с бээрдээмкой драпали!!! Вот это да! Умыли мы царан нечесанных!
Поднимаюсь и окликаю своих. Все на месте, потерь нет! Со стороны «Дружбы» слышен громкий треск. Это в горящем бэтээре рвутся патроны. Самого бэтээра не видно, но оттуда разлетаются во все стороны ленты дыма. Посмотрев, радостно скатываюсь вниз, узнать, как дела у Али-Паши. После недолгих поисков застаю его наблюдающим за тем, как посланные за кинотеатр бойцы шмонают посреди улицы отбегавшихся националистов и собирают оружие.
Одно тело волоком тащат к нам.
— Эй, воины, зачем нам эта дохлятина? — окликает их взводный.
— Командир! Да это же румын, румын сраный!
— С чего это вы решили?
— Да вы документы посмотрите и его письма! Письма в Бухарест!
Принимаем документы и, сверяя с лицом, наклоняемся над трупом. Удостоверение Министерства обороны Республики Молдова. Али-Паша, с трудом разбирая латиницу, спрашивает:
— Эдик, что это за бред — локотинент-колонел?
— Старший лейтенант по-румынски. Не доказывает это ничего. Мули свои военные чины уже давно на румынские перевели.
— Тоже старлей, значит. Гм! Ну, еще кусок приднестровского хлеба я сегодня отработал! А это что написано?
— О! Советник министерства обороны. Любопытная должность!
— Больше документов нет? Письма давай! Гм! Тоже на латинице. Я тут вообще ни хрена не понимаю. На, читай. Ты же молдавский язык учил.
Разглядываю письма. Учил, да плохо. Еле на тройку выползал. И не потому, что учить не хотел, просто больших способностей у меня к языкам нету. А те скромные, что были, начисто отбили в школе. Спецшкола в национальной республике Союза — это было что-то с чем-то. Три языка и до усрачки геометрии с математикой… Профилирующие предметы, а особенно те из них, которые вели завучи, мы ненавидели. Так ни один язык я толком и не выучил. На хорошую оценку всегда зубрил. Потом, уже в университете, один раз выучил наизусть по-молдавски стихотворение Матеевича «Наш язык». Ничего, понравилось. Рифма хорошая, смысл полезный. О любви к своему языку и земле. До сих пор слова и перевод местами помню: «Плес Днестра, в котором ясно догорают звезд лампады…». Но теперь вся любовь куда-то ушла, в речных плесах отражаются вспышки выстрелов и чтению важного письма зубрежка не поможет. Рассматриваю обращения в начале текста и почтовые печати.
— Это вот, — показываю, — из Бухареста. Видишь, на штемпеле: Букурешти. А этот листок — ответ он, похоже, писал. Вот, вначале: «дорогая мама». И вот как хочется ему в эти свои Букурешти из этой варварской, так и написал, страны! Стало быть, румын!
— Во дела! А поконкретнее доказательств нет?
Пожимаю плечами. Взводный вновь осматривает труп. Ногой с усилием переворачивает его и, наклонившись, расстегивает кобуру.
— Ну, дебилы! По карманам пошастали, а пистолет-то вот он, здесь! Ого-го! «Беретта»!!! Классная пушка! Будет мой! Теперь верю: точно румын!