Раневская, которая плюнула в вечность
Шрифт:
Как бы не так!
Вы уж простите меня, дорогие читатели, но нам в этой главе не обойтись без некоторой высшей политики. Она очень даже понадобится нам, чтобы понять все презрение и ненависть Фаины Раневской к коммунистической власти. Заодно я тешу себя надеждой раз и навсегда поставить точку в вопросе о том, почему Фаина Раневская так и не создала семью.
Так вот, после окончания войны уж очень как-то неприятно для Сталина всплыли в народе имена тех военачальников, которые командовали фронтами, в действительности побеждали благодаря своему уму и умению,
Таким оказался, к примеру, маршал Рокоссовский, тот самый, который командовал парадом Победы. Очень уж популярным. Он был быстренько задвинут руководить каким-то там округом внутри страны. От глаз подальше.
Та же судьба ожидала и маршала Толбухина. Известен в народе? Любят тебя солдаты? Говорят, побеждал ты? Нет, товарищ Толбухин, это делал Сталин. Ладно, еще Жуков. А ты… иди-ка командовать Закавказским округом. А то у тебя в Южной группе очень уж много войск. Смелый, храбрый. А вдруг со мной поспоришь, со Сталиным? Вся Болгария и Румыния перестанут подчиняться? Этого нельзя допустить!
И Толбухина переводят в Закавказье. Тихий небольшой округ, не имеющий никаких стратегических направлений. Под началом маршала – два танка и пехота. Командование округа размещалось в Тбилиси.
В это время труппу театра Моссовета отправили туда на отдых. Первая, совершенно неожиданная встреча Фаины Раневской и Федора Толбухина случилась в ресторане. Конечно же, Толбухин был там со своей компанией, Раневская – со своей.
Если вы не помните или не знаете, то скажу, что в СССР было модно ставить на дверях ресторанов швейцаров с генеральскими лампасами на брюках – этакими широкими нашитыми красными лентами.
И вот Раневская выходит из ресторана – одна, поскольку решила оставить пару, которая сидела с ней за столиком, наедине с собой и недожаренной семгой. Дверь перед ней кто-то придержал.
Раневская, выходя, взглянула на этого человека, увидела лампасы и сказала:
– Ах, благодарю! Здесь такие двери, что без помощи швейцара я всегда боюсь быть зажатой между створками.
– Но я, извините, не швейцар, – прозвучал слегка обиженный голос.
Так могут говорить очень заносчивые люди, склонные к самолюбованию, или серьезные взрослые мужчины, в душе которых не умер ребенок.
Фаина Раневская подняла глаза.
Военный, стоявший перед ней, был просто огромным! Она уже давным-давно не видела вот таких больших, сильных, уверенных в себе мужчин, которые могли бы так вот обижаться. Почти как дети.
– Боже мой! Товарищ генерал, простите великодушно!
– Я не генерал. – Военный улыбнулся уголками губ. – Я – маршал.
– Так это сам маршал открывал мне двери? В жизни не забуду! – без всякого притворства воскликнула удивленная Раневская.
Должно быть, Толбухин был тронут искренностью актрисы, потому что немедленно предложил:
– Меня ждет машина. Я могу вас подвезти. Куда вам нужно?
– Ой, что вы, премного благодарна. Но после всех ароматов ресторана мне просто обязательно нужно проветриться на вечернем воздухе Тбилиси. Или
Сумерки уже сгустились, в свете неяркого фонаря Толбухин как-то пристально взглянул на Раневскую и с некоторой робостью сказал:
– Простите, вы очень похожи на актрису, которая играла в фильме…
– И на какую же?
Раневская старалась скрыть колючесть в голосе, но не смогла. Этот вопрос прозвучал почти с вызовом. Если честно, она очень не любила, когда ее узнавали по фильму «Подкидыш», по той знаменитой фразе: «Муля, не нервируй меня». Но Толбухин неожиданно смутился, совсем как мальчишка. Раневская не могла не увидеть его виноватую улыбку.
Словно признаваясь в чем-то нехорошем, неприличном для мужчины его ранга и звания, он смущенно ответил:
– Я совсем случайно увидел сказку. Там была такая актриса… героиня. Мачеха. Мне было ее жаль. Вы похожи на нее.
– Как? – Фаина Раневская остановилась. – Вам понравилась моя мачеха?
– Так вы – Раневская?
– Вы запомнили мою фамилию?
– Профессиональное.
Они стояли друг против друга. Этот короткий диалог был для них сродни самому искреннему признанию. Сказка вдруг невероятным образом сблизила людей, сразу оголила их чувства до той самой степени, когда всякие вопросы в отношении друг друга почти исчезают.
– Разрешите мне погулять вместе с вами? – робко проговорил Толбухин.
– С удовольствием! – весело ответила Раневская. – С таким маршалом, который любит сказки, я готова гулять всю ночь.
Она почувствовала, что Толбухин опять смутился.
Для Фаины Раневской эта встреча буквально перевернула мир. Перед ней был мужчина, воин, под командованием которого находились сотни тысяч солдат. Он приказывал им, посылал их в бой, вершил сотни тысяч судеб. При всем этом неожиданно мягкий, почти робкий мужчина.
Она чувствовала, что маленький романтичный ребенок сидит глубоко-глубоко внутри грозного маршала. Фаина Георгиевна была просто счастлива, что смогла увидеть его, что именно ей он, ребенок, открылся.
Они стали встречаться.
Более чем вероятно, что Толбухин оценил в Фаине Раневской именно это качество – способность заглянуть внутрь так глубоко, и в то же время принять как есть, осторожно и бережно прикоснуться к самому сокровенному и ранимому.
«Он дивный! Он необыкновенно чудный человек», – делилась однажды Раневская со своей подругой впечатлением о Толбухине.
Их встречи не были ослеплены какой-то необыкновенной страстью. Это были не тайные свидания людей, изголодавшихся без плотской любви. Нет же! Это было больше похоже на романтические встречи двух совсем юных, неопытных студентов, где каждый дорожил внутренним миром другого, хранил его, защищал от суровой реальности окружения.
Они часто и подолгу гуляли тихими вечерними улицами города. Днем, при наличии такой возможности, Толбухин увозил Раневскую в горы. Там, возле быстрых холодных речек, они устраивали небольшой пикник, пили красное вино, говорили на самые разные темы.