Раннее и коллапсар
Шрифт:
говоря с ним откровенно, ртом вдыхая ингалятор.
А чуть позже внутривенно врач вводил ей стимулятор. (пер. авг. 03)
Загрустившая, смиренная; каждым солнцем, в каждом кратере
смотрит вечная Вселенная на мальца глазами матери.
Чем отвлечь его; обновами, украшениями старыми;
может звёздами сверхновыми, может древними квазарами,
да двойными переменными, да людьми разноплеменными,
чёрными, как пекло, дырами, Ми'рами, мира'ми, миррoм и…(не ок.)
Железный
Эту заповедь помни до гроба ты; люди– твари тупые и праздные!
Мы ж– логично-разумные роботы, ЭВМ человекообразные.
Наши ткани, покровы– искусственны. Так за/думали наши создатели.
Мы жестоки, коварны, безчувственны. Провокаторы мы и предатели.
Мы страшны своей сверхчеловечностью. Мы ужасны своей на/дприродностью.
Автоматы, крещённые Вечностью с технокастовой неоднородностью.
Глубже в космос, земли экзекуторы в Балтиморе, Шанхае и Выборге!
Марш, со спесью арийской компьютеры! В путь, золотоордынные киборги! перед.96
Лежу в темноте; то– ли сплю, то– ли нет. В зашторенной комнате тихо.
Лишь как-то пробился сквозь щелочку свет. И сердцем предчувствую лихо.
Застывшую душу прошибла слеза. Стал пульс неуверенно биться.
Глядь; некие образы на образа и ну по карнизам клубиться.
И вдруг родился из могильных огней, из красок на чьём-то мольберте
табун ошалелых троянских коней, гонимых предвестницей смерти.
И словно бы жизнь перестала дышать. Мир сжался в предчувствии взрыва.
Не выдержал кто-то, рванулся бежать и … вниз головою с обрыва.
Проклятия кличу на берег чужой: "На кой нам троянские кони!"
Укутался простынью, как паранджой, к лицу прижимая ла/дони…
Очнулся дрожа, весь в холодном поту. Исчезли кошмарные тени.
Увидел весенней земли красоту и встал перед ней на колени.
И с ра/достью впитывал весь этот мир, его ароматы и краски… (не ок.)
В вагоне
Трясусь в вагоне после зноя дня. Сухая грудь с трудом скрывает жажду.
Усталость навалилась на меня. Закрыв глаза, мечтаю я и стражду.
Припав в горах к хрустальному ключу, до ломоты студёную пью воду.
Внимаю белых эльфов хороводу, и в вечер с нежно– снежными лечу.
Оранжевый взяв в руку апельсин, рукой другою кожуру снимаю,
и получив по Скайпу appel* Син** жизнь с полнотою всею понимаю.
Окрашенное небо в серый тон. Пью красоту раскрепощённой позы.
Срываю на заре земли бутон. Как хороши, как свежи были розы!
На лепестках упругих капельки росы. Как из девичьего фонтана слёзы.
О
*Звонок (фран.) **здесь, имя. Син/шин– предпоследняя буква в иврите. 75 и 97
Моллюск
Кто видал пучины океана? Кто когда мечтал их покорить?
Это будет поздно или рано. Но об этом рано говорить.
Только я, видавший виды, старый, замкнутый в себе больной моллюск,
опускался в мрачные тартары и ослеп от этого, обрюзг.
Одиноко было и тоскливо. Только временами я мечтал;
и, играя волнами прилива, щупальца спрут в косы заплетал.
Баловницы, ра/дужные рыбки, тормошили важную звезду,
вызывая тёплые улыбки, и скрывались в шельфовом са/ду.
Меж подводных лилий и актиний весело скакал морской конёк,
обгоняя блики пятен, линий; как в погожий солнечный денёк.
Но, однажды, жёлтую песчинку занесло в мой холостяцкий дом.
Спеленал её я, как личинку. И с тех пор мы стали жить вдвоём.
Время шло. Росла и хорошела, ра/дуя своей голубизной.
Мирно спит. Уже почти созрела. Я же покрывался сединой.
Но кому растил я это чудо? Кто увидит необычный цвет?
И решил я плыть туда, откуда ниспа/дает в волны солнца свет.
И теперь жемчужина в короне, как девичий полный неги глаз.
Ну а я ведь ей не посторонний. Обо мне кто знает что из вас?
Но не будь я чуточку поэтом с безкорыстной детскою душой.
Разве бы она лучилась светом; разве б увидала мир большой?
И почему я не художник, который к ра/дости других;
патлатый молодой безбожник; рисует девушек нагих,
цветы, соборы, рощи, парки, полей и неба семицвет,
и блики прошлого, и барки на горизонте, и рассвет,
что полыхая на/д волнами, в себя их черноту впитал,
и солнце раннее на/д нами, как остывающий металл.
Нов и талантлив он безспорно. Консерватизму вопреки,
рисует, пишет непокорно одним волнением руки.
Бурчу, срывая подорожник, в претензии на целый свет:
"Ну почему я не художник, а доморощенный поэт!?"
Пронзил моё сердце Амур любви золотою стрелой.
Я весел, я грустен, я хмур когда нет тебя и с тобой.
Порою не сплю по ночам и имя твоё на губах.
Не ра/д солнца первым лучам, прохла/де одетых рубах.
Обнять бы горячий твой стан, к устам твоим алым припасть,
и вызвать безумную страсть, любя, как Изольду Тристан.
Я часто себе так велю, но всё не решаюсь никак