Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)

Мотрошилова Неля Васильевна

Еще на лекциях Брентано, как потом вспоминал Гуссерль, произошло нечто весьма значительное для судьбы молодого человека. Правда, вначале Гуссерль пошел на эти лекции скорее из любопытства: он хотел услышать профессора философии, о котором говорила “вся Вена”. Слушал его скорее с недоверием – как математик может слушать философа. Но Брентано, блестящий лектор, положил конец колебаниям. «Скоро я сдался, – писал позднее Гуссерль, – скоро я был полностью пленен уникальной ясностью и диалектической остротой его рассуждений, так сказать, каталептической силой его анализа проблем и его теорий. Сначала из лекций Брентано я почерпнул убеждение, которое дало мне мужество избрать философию профессией своей жизни, а именно, что и философия является полем серьезной работы, что и она может, а значит, и должна быть рассмотрена (трактована) в духе строгой науки». [27] Отметим, что выбор в пользу философии Гуссерль оценивает как акт «мужества»!

27

Hua XXV. S. 305.

18 октября 1886 года Ф. Брентано пишет письмо К. Штумпфу, рекомендуя молодого человека – математика, но «ревностного слушателя философии» – для философской

габилитации в Галле. В этой части моей работы я положу начало своему исследованию философских аспектов темы «Брентано – молодой Гуссерль», но сейчас лишь предварю его краткими замечаниями, ибо в общем ракурсе предпринимаемого здесь анализа, его тематики и драматургии в этом месте работы может быть выполнен относительно небольшой пролог. (Далее в книге будут неоднократные специальные обращения к этой теме.) Ибо, во-первых, сравнительный анализ учений Брентано и Гуссерля как таковых предполагает ознакомление с обоими учениями. А во-вторых, не хотелось бы с самого начала упустить возможность преодолеть одно распространенное в литературе искажение: в ней упомянутый сравнительный анализ нередко осуществляется без учета вполне самостоятельного характера философии Гуссерля и той критической позиции, которую будущий основатель феноменологии весьма почтительно по отношению к Брентано, но твердо зафиксировал в следующих словах: «Вначале его восторженный ученик, я никогда не переставал чтить его как учителя, но мне не дано было остаться приверженцем его школы». [28] Эту оценку нам придется вспомнить и впоследствии, когда мы будем и конкретно, и в целом оценивать работы молодого Гуссерля. Поэтому здесь предложу вернуться в ту точку жизненного пути Гуссерля, когда он еще был «восторженным учеником» Брентано и когда различия, размежевания (впрочем, неизбежные и довольно скоро проявившиеся) еще не встали в повестку дня, – и задаться вопросом: что именно в философии и личности Брентано могло не только привлечь внимание молодого математика, но даже вызвать в его душе «восторг, воодушевление» (Begeisterung)?

28

Hua XXV. S. 313.

Для (как сказано, лишь краткого) начального ответа на этот вопрос надо, с одной стороны, дать общую характеристику учения Брентано, как оно сложилось к середине 80-х годов XIX века, а с другой стороны, очертить – на основе известных, хотя и очень скудных сведений – первые идеи, творческие замыслы, устремления молодого Гуссерля (ему ко времени встречи с Брентано в 1883 году было 24 года) в их теоретических пересечениях с теми идеями и направлениями философии Брентано, которые ко времени становления Гуссерля как философа уже сложились.

С 1866 по 1872 год Брентано – приват-доцент в Университете Вюрцбурга. Уже тогда начинается воздействие Брентано на его многочисленных учеников, чьи имена вписаны в историю философии и психологии. Ибо «Брентано был харизматическим педагогом». [29] В Вюрцбурге у него учились Карл Штумпф, Антон Марти, теолог Герман Шелл. Когда Брентано (с 1874 года) преподавал в Венском университете, то его учениками были Алексис Мейнонг, Христиан фон Эренфельс, Франц Хиллебрандт, Эдмунд Гуссерль, Казимир Твардовский, Томас Масарик, будущий президент Чешской республики, и Зигмунд Фрейд. Всё это имена, хорошо известные в истории науки и культуры XIX–XX веков.

29

Gerhard Benetka. Denkstile der Psychologie. Das 19. Jahrhundert. Wien, 2002. S. 192.

Незадолго до начала профессуры Брентано в Вене, а именно в мае 1874 года, вышел из печати I том его книги «Психология с эмпирической точки зрения» (Psychologie vom empirischen Standpunkt). И именно эта эмпирическая точка зрения на психологию, по-видимому, выступала на первый план в тех лекциях Брентано, которые Гуссерль – вспомним, еще не выбравший философию в качестве главного дела своей жизни – слушал в Вене. Именно и главным образом на эту работу и на лекции, им прослушанные, он ссылался в своих ранних произведениях «Философия арифметики» и «Логические исследования» (далее сокращенно ФА и ЛИ), когда речь заходила о Брентано. Поэтому нам так важны принципиальные идеи, замыслы, методологические разработки, запечатленные в этом брентановском сочинении, которое, впрочем, так и осталось одним из классических произведений XIX века, весьма влиятельным, часто цитируемым и используемым, вряд ли превзойденным самим Брентано на его дальнейшем, тоже достаточно плодотворном жизненном пути. Нельзя также забывать о факте, ранее отмеченном: Гуссерль, хотя и вдохновленный действительно харизматической личностью Брентано, испытавший его глубокое влияние, скорее всего, уже с самого начала занял умеренно-критическую позицию по отношению к концепции и идеям своего учителя. Мы и будем здесь исследовать эти концепции и идеи, постоянно задаваясь вопросом: как к ним относился Гуссерль, еще будучи студентом, а потом, уже отправившись – с защищенной первой диссертацией, с благословения и с рекомендацией Брентано – для габилитации в Галле?

Вот главный замысел «Психологии…», выраженный уже в Предисловии: «Мы должны здесь обрести в нашем рассмотрении то, чего математика, физика, химия и физиология, какая раньше, какая позже, уже достигли – создать то ядро всеобщепризнанных истин, к которым впоследствии, благодаря взаимодействию многих усилий, со всех сторон будут прирастать новые кристаллы. На месте психологий надо пытаться поставить [одну] психологию». [30] При этом Брентано рассматривал научное обоснование и структурирование психологии как предпосылку для коренного обновления, реформирования философии. Судя по отзывам Гуссерля, этот замысел Брентано был первым, что понравилось вчерашнему математику. Возможно, он боялся найти в философских, психологических сочинениях, лекциях расплывчатость понятий и методов. И его весьма обрадовало то, что Брентано призывал обрести в психологии и философии кристаллы истин, точных и общезначимых. Этот призыв и эти интенции Брентано не только нашли отзвук в душе Гуссерля, что подтверждается в его известных воспоминаниях об учителе, но и оказали решающее влияние на жизненно важный поворот молодого ученого от математики к философии, где он тоже, и всю жизнь, будет искать «точность», «строгость» и «общезначимость».

30

Franz Brentano. Psychologie vom empirischen Standpunkt. Leipzig 1874. S. VI.

Второе,

что запало в душу Гуссерля и что, однако, проявило свое действие позже – в период создания ЛИ, было брентановское понятие феномена, вернее, зафиксированное в названной книге различение физических и психических феноменов. Правда, Гуссерль станет более широко актуализировать это брентановское понятие позже; при этом он иначе, чем учитель, истолкует и использует сей основополагающий и перспективный для будущей феноменологии термин. В ФА это различение тоже используется – хотя лишь в контексте проблемы “отношений” (Relationen) и довольно бегло, – о чем речь конкретно пойдет в разделе, посвященном данной работе Гуссерля. Больше чем это понятийное различение, его в ФА заинтересует брентановское разделение «собственных» и «несобственных» (или символических) представлений, в связи с которыми Гуссерль с благодарностью вспомнит именно прослушанные им университетские лекции Брентано (см. ФА, S. 193). А вообще-то присутствие психологии и философии Брентано в ранней работе Гуссерля – и мы это увидим при подробном анализе ФА – относительно небольшое и не идет ни в какое сравнение с вниманием, уделяемым учениям психологов Гельмгольца, Гербарта и даже Штумпфа. Думаю, это не случайно. Позиции Брентано и Гуссерля начали расходиться раньше, чем об этом решился открыто сказать почтительный, благодарный, но самостоятельно мыслящий ученик.

К вопросу о том, был или не был Гуссерль в дофеноменологический период всего лишь последователем Брентано – я тоже не раз обращусь в дальнейшем. И буду решительно оспаривать тезис, согласно которому Гуссерль в самых ранних работах, например, в «Философии арифметики», предлагает исключительно «психологическую интерпретацию», которая в свою очередь объясняется-де, тем, что он идет по следам Брентано, целиком или преимущественно опирается на его наследие (H. Peuker, 2002. S. 11, 24).

Еще одна категория, а именно «интенциональность» – старое, еще средневековое понятие, актуализированное у Брентано – тоже сослужит свою службу Гуссерлю, начиная с «Логических исследований». Она станет стимулом к формированию и преобразованию, уже в контексте возникшей феноменологии, учения об интенциональности, проблемная широта и теоретическая глубина которого не идет ни в какое сравнение с исходными брентановскими разработками. В интересующий нас период понятие «интенциональности» в работах Гуссерля, насколько мне известно, уже привлечет внимание Гуссерля – но глубоко он разработает его в ЛИ. Но тогда он не пойдет по пути Брентано, а предложит собственное истолкование этого понятия, которое станет центральным уже в первоначальной версии феноменологии, но особенно в развитом феноменологическом учении.

Сейчас достаточно, думаю, сказано для краткого исторического пролога – «вначале был Франц Брентано»… Что этому «прологу», однако, суждено было довольно скоро, уже в ранний период творчества и мучительных поисков Гуссерлем собственного пути, стать преддверием своего рода «теоретической драмы» – нам предстоит исследовать и доказать в дальнейшем.

§ 1. Нострификация, габилитация Гуссерля в Галле

Гуссерль привез в Галле и предъявил для габилитации работу «О понятии числа», которая осенью 1887 года была опубликована (но в книготорговлю она почему-то не попала).

Но прежде чем могла состояться габилитация, Гуссерлю следовало пройти «нострификацию», т. е. сдать в Университете Галле экзамены. Тогда деканом философского факультета был Иоганн Эдуард Эрдманн (1805–1892). Его имя было, несомненно, известно Гуссерлю, ибо И. Эрдманн, в частности, издал вышедшее в 1840 году новое собрание сочинений Лейбница. Оно быстро стало весьма популярным для всех, кто работал в философии или к ней приобщался. Этим изданием Гуссерль пользовался, когда писал ФА. С 1839 года И. Э. Эрдманн – профессор Университета в Галле, в 1887 году – восьмидесятидвухлетний человек (но тогда хорошо и четко выполнявший свою работу). В письме к своему факультетскому коллеге К. Штумпфу декан так обосновывал эту необходимость: «Г-н доктор Гуссерль, который хочет габилитироваться по философии, должен, – поскольку доктором он стал в Австрии, – пройти нострификацию, т. е. сдать полный экзамен rigorosum, который только aus Courtoi (по соображениям вежливости, деликатности – Н. М.) будет назван по-другому. Главный предмет – философия». [31] Штумпф же, по просьбе своего учителя Брентано ходатайствовавший за Гуссерля, выдвинул предложение, чтобы Гуссерль все-таки не подвергался строгим экзаменам в полном объеме (rigorosum), ибо считал: требованиям подобных экзаменов в значительной мере удовлетворяет сама представленная диссертация. Обосновывая свое предложение, Штумпф в ответе на письмо Эрдманна подчеркивает, что «Гуссерль в своей работе предпринимает попытку выявить психологические корни понятия числа. Одновременно он характеризует существенные моменты содержания гуссерлевской работы» (Ibidem. S. 176). «Я считаю результаты в основе своей правильными и доказанными. В этой добросовестности [автора] работы я усматриваю гарантию для успешного продолжения его исследований», – резюмирует Штумпф. У него есть критические замечания, касающиеся формы габилитационного сочинения Гуссерля. Однако ответ на главный вопрос Штумпфу ясен: сначала нострификация, а потом габилитация; но нострификация не должна быть тождественна экзаменам rigorosum. Это предложение теперь полностью поддерживает и И. Эрдманн. 20 июня он сообщает о нем и коллегам по факультету, которые также выражают свое согласие (Bef"orderer der Logik, S. 176–177). (То обстоятельство, что психолог К. Штумпф не просто подчеркивает, но даже делает главными, если не единственными психологические составляющие будущей работы Гуссерля, не должно нас удивлять. Ведь иначе было бы неясно, почему психолог К. Штумпф хлопочет за молодого человека, которого хочет сделать, выражаясь современным языком, своим диссертантом.)

31

Habilitationsakte von E. Husserl, ИАН, Rep. 21 III, Nr. 139. Здесь и далее цитирую документы по книге, изданной ранее упоминавшимися историками из Галле Г. Шенком и Р. Майер, которые наиболее точно, подробно и основательно изучили материалы из Архива Университета Галле (см. Bef"order der Logik. B. 2.1. S. 174.) Вместе с тем я держу в руках копии архивных документов, так что могу подтвердить подлинность публикации.