Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901)
Шрифт:
И далее Штумпф задается вопросом: что такое пространство в свете данного различения, примененного к представлению о пространстве – особое содержание? специфическая деятельность души? особое условие? С точки зрения Штумпфа, ответ однозначен: специфика этого содержания, по Штумпфу, в том, что «отдельные экземпляры (пространства или места) закономерным образом встраиваются в одно совокупное, целостное содержание» (S. 30).
Таким образом, Штумпф использует для целей своей концепции рассуждения Канта о пространстве и извлекает из них некоторые ценные импульсы, однако сам признается, что нужны новые, более глубокие изыскания. И снова же можно и нужно протянуть нить к исследованиям молодого Гуссерля. Предполагаю, что эта важная тема обсуждалась, не могла не обсуждаться в теоретических беседах Штумпфа с его новым учеником. К философии Канта оба они в то время подходили достаточно конкретно, если не сказать прагматически. Штумпф искал опору для своей теории представлений,
Аналогичным образом обстояло дело в «Философии арифметики» Гуссерля. Он обратился к текстам Канта не случайно: в «Критике чистого разума» и других произведениях есть весьма любопытные философско-математические аспекты; там обсуждаются и интересующие Гуссерля понятия величины, числа и т. д. Но той конкретики, в какую вдается Гуссерль, стремясь тщательно проанализировать спаянность арифметики, ее понятий с человеческим созерцанием, у Канта ему тоже не хватает, хотя все сколько-нибудь интересные детали кантовского анализа уловлены и отмечены. Кто-то может (опираясь на нынешние дисциплинарные определения) возразить: Кант ведет философский анализ, а ранний Гуссерль, де, целиком движется на почве психологии. Надеюсь в дальнейшем доказать центральную для моего анализа мысль: Гуссерль (вслед за Штумпфом и в единстве с ним) наталкивается в своих первых работах как раз на дефицит в исследованиях темы созерцания (в данном случае у Канта и неокантианцев). И с попытками преодолеть этот дефицит оправданно прямо связывать те импульсы, которые постепенно двигали Гуссерля к изобретению первых вариантов феноменологии, где сразу же центральное место заняла концепция Wesenschau, усмотрения сущностей, т. е. особая концепция чувственного, а одновременно и сущностного созерцания.
Сказанное вовсе не есть отрицание того, что Штумпф (в анализируемой работе и других сочинениях) все же движется на почве психологии. Но снова и снова надо подчеркнуть: это особая психология – психология второй половины XIX века, в частности, тесно связанная с философским материалом. И к тому же она сама находится на перепутье. Ведь тогдашняя психология еще теснейшим образом связана с философией, от которой она сравнительно недавно отпочковалась, но отделилась не полностью. Впрочем, процессы, способствовавшие этому, уже происходили, и они частично протекали в форме физиологизации как раз тех частей психологии, которые были связаны с исследованием раздражений и ощущений, этих «нижних этажей» чувственности. (В последние годы XIX столетия они привлекут внимание Гуссерля как логика, включившегося в споры о психологическом обосновании логики.)
Особое внимание у Штумпфа уделено тем психологическим исследованиям, которые спускаются к теме раздражений, движений тела и т. д. Так, исследуется «теория рядов» (Reihenformen) Гербарта, о которой Штумпф говорит, что ее цель – «показать, как представления о пространстве должны образовываться – по психологическим законам – из простых ощущений качества соответствующих чувств; при зрении – это цветовые ощущения, при осязании (Tastsinn) – ощущения от прикосновения к чему-либо» (S. 30).
Штумпф также весьма конкретно разбирает теорию ассоциаций английского психолога Александра Бена (Bain), в свою очередь примыкающую к учениям Джона Стюарта Милля и Уильяма Гамильтона. Это довольно специальная психофизиологическая концепция, в центре которой стоят понятия «ассоциаций» и «мускульных чувств и ощущений». (Мы должны учесть, что об этих авторах идет речь и в «Философии арифметики», причем в несомненной связи с выкладками Штумпфа.)
§ 4. «Самостоятельные» и «несамостоятельные» представления
Еще один оттенок проблемы, отчасти имеющийся у Канта, толкает Штумпфа к специальным размышлениям над темой целого и части. И это тоже будет иметь резонанс в работах раннего Гуссерля. Не говоря уже о том, что во II том «Логических исследований» включен большой раздел, посвященный теме целого и части (который Гуссерль, кстати, высоко оценивал и в период своего критического отношения к ЛИ), в ФА также присутствует различение «самостоятельных» и «несамостоятельных» представлений, которое провел Штумпф в разбираемой работе (в разделе «Теория психологических частей»).
Вопрос этот возникает в связи с тем, что Штумпф пытается исследовать «соотношение пространства и качества (Qualit"at) в представлении» (S. 107).
Пространство и качество, с точки зрения Штумпфа, и являются представлениями, относящимися к частям, т. е. в представлении они не могут быть отделены друг от друга, из чего следует: «пространство воспринимается так же изначально и прямо, непосредственно, как и качества; они образуют одно неразделимое содержание» (S. 115). Итак, представляя пространство, мы сразу имеем и представление качества (Qualit"atsvorstellung). Этот его вывод, вынужден констатировать Штумпф, не согласуется с утверждениями ряда философов и психологов. «Согласно Канту, по крайней мере пространство можно представить без качества. Лотце и Вебер в общей форме, по крайней мере судя по высказываниям, учат тому, что изначально воспринимаются только качества; однако кажется, что они принимают в виде первоначальных и минимальные пространственные элементы» (S. 115).
И вот опять вопрос: можно ли, да и нужно ли квалифицировать эти исследования и дискуссии как чисто психологические? Вряд ли. Правда, у Канта, как я думаю, слово «представление» применяется к пространству в ином смысле, чем у Штумпфа. Кант имеет в виду, как известно, «всеобщее представление», не тождественное тем, какими располагает каждый человек, когда он воспринимает (какие-либо) вещи в пространстве. В последнем случае, действительно, в чем прав Штумпф, мы представляем пространство (протяженность, местоположение вещи) вместе с ее окрашенностью и другими «качествами». Образуется некоторое единое представление (например, о предмете). Но у Канта речь идет о другом: когда в философии мы выходим к пространству как форме чувственности, мы связываем его с некоторым уже абстрактным, так сказать, обобщенным (всеобщим) представлением (все же представлением, настаивает Кант, а не понятием дискурсивной мысли). [97] Но ведь и подход Штумпфа вполне правомерен, причем не только для психологической, но и для философской, во всяком случае для философско-психологической концепции сознания. Тем более что в разбираемой книге есть множество тонких аналитических находок, которые могут быть по достоинству оценены и теми, кто в современных философии и психологии занимается темой представлений. К сожалению, здесь нет возможности входить в подобные детали. Но мы продолжим начатый разговор, обратившись к книге, которая считается главным – и высоко оцененным также и у Гуссерля – сочинением Штумпфа, к его «Психологии звука».
97
У Штумпфа на эту тему: «Если у Канта пространство понимается не как понятие, а как созерцание, то мы должны сказать: оно – и то, и другое. От отдельных мест, как и от отдельных качеств, можно, конечно, абстрагировать всеобщее понятие. Но они имеют специфическое свойство сопрягаться в единую целостность и таким способом производить пространство как таковое в представлении. Это и было основанием того, что Кант назвал пространство созерцанием (Anschauung); но очевидно неоправданно пространство понимать как что-то обособленное от чувственных качеств…» (S. 122).
Конец ознакомительного фрагмента.