Рано или поздно
Шрифт:
— Ужасно, ужасно. — Такри огорченно покачал головой. — Это уж слишком. После того, что случилось с Мисс Лотти. Боже мой!
— Мистер Такри, вы не можете назвать кого-нибудь, кто был бы заинтересован в смерти Элли в материальном плане?
Такри удивленно поднял брови.
— Нет, не могу.
— Элли говорила, ее бабушка занималась благотворительностью, но в последнее время была вынуждена прекратить. Сэр, не найдется ли у вас списка лиц и организаций, которым она оказывала поддержку?
— Найдется.
— Не можете ли вы его предоставить? — Такри
Такри понимал. Нажав кнопку местной связи, он попросил секретаршу принести документы Шарлотты Парриш.
— Джентльмены, через пять минут у меня важная встреча. Может быть, вы пройдете в соседнюю комнату? Там очень удобно.
Соседней комнатой оказался зал для заседаний. Стены обшиты роскошными панелями. Вращающиеся кресла обиты красной кожей. На стенах гравюры, изображающие сцены охоты. Стол антикварный, ореховый. Клуб для джентльменов, да и только.
— Надо же, какая прелесть. — Пятовски, как ребенок, крутанулся в кресле и протянул список Дэну: — Давай, на парник, работай. Ты обо всем знаешь больше меня. Я ключ, который открыл тебе дверцу.
Список был длинный. Большей частью фигурировали женские фамилии, по-видимому, старые приятельницы Мисс Лотти. Вдобавок она содержала также одну палату в детской больнице, приют для бездомных животных и несколько местных организаций. Солидная сумма ежемесячно уходила на разовые мероприятия..
В самом конце списка, на третьей странице, Дэн увидел нечто странное.
— Ты знаешь санаторий «Гудзон» в Роллинсе?
— Частная психушка? Конечно, знаю. Был как-то, допрашивал одного по делу об убийстве. Скажу тебе, ребята там сверхмощные, с такими лучше не связываться. А какое отношение к дурдому имеет Лотти Парриш?
— Вот и мне хотелось бы это знать. — Дэн порылся в бумагах, нашел нужную. — Она оплачивала счета за содержание кого-то в санатории «Гудзон». Причем это продолжалось больше двадцати лет. — Он еще раз пробежал глазами написанное. — Помнишь, когда убили проститутку на Таймс-сквер, я сказал, нужно проверить, не вышел ли в последнее время из тюрьмы какой-нибудь маньяк? Так вот, не из тюрьмы он вышел, а из санатория «Гудзон», потому что за его содержание там больше не платили. И зовут его Патрик Бакленд Дювен.
Их взгляды встретились. Они оба вспомнили компьютер Мисс Лотти.
— Вот это да! — сказал Пятовски!
Глава 74
Бака привлекла помигивающая неоновая реклама на выезде со скоростного шоссе 101. Алыми и зелеными буквами было написано «Мотель Авалон». Он развернул «БМВ».
Мотель располагался в приземистом деревянном здании, довольно убогом. Над дверью каждого номера мерцала лампочка в двадцать пять ватт, создавая больше тени, чем света, на небольшой площадке стоял только один автомобиль. Это было как раз то, что нужно.
Он посмотрелся в зеркало, снял через голову спортивную хлопчатобумажную фуфайку — рукав в крови — и остался в черной футболке, вытер
— Добрый вечер.
Человек за стойкой оторвал взгляд от полицейского сериала и с любопытством посмотрел на Бака.
— Номер стоит двадцать пять долларов в сутки, отсчет времени с одиннадцати, в номере можно варить кофе.
— Прекрасно. — Бак протянул ему наличные. Старик положил деньги в ящик и снял ключ с доски.
— Квитанция нужна?
— Нет.
— Ваш номер двадцать третий, слева.
Получив ключ, Бак поставил машину на отведенное место, позади двадцать третьего номера. Отпер дверь, которую легко можно было открыть с помощью кулака, вошел в комнату, включил верхний свет. Тонкий коричневый коврик, весь в пятнах, на кровати видавшее виды оранжевое ворсистое покрывало. И затхлый запах вкупе с ароматом освежителя воздуха. Причем первый компонент превалировал. И это после «Билтмора».
Бак бросил на тумбочку ключи, разделся и встал под душ.
Горячая вода пронзила острыми иголками раненую руку, но он едва это заметил. Он думал об Элли, запертой в ящике. Нужно было убить эту сучку прямо там, на месте. Но он не смог. Потому что любил ее.
Бак вышел из-под душа, вытерся крохотным полотенцем, оделся и отправился искать винный магазин. Полчаса спустя он лежал на кровати с бутылкой «Джим Бим». Напротив мерцал маленький экран черно-белого телевизора.
Бак глотнул бурбона. «Элли заперта в ящике почти пять часов. Что ж, будем надеяться, она получает огромное удовольствие».
Ни звука, ни света, ни пространства, ни времени. Ни слез: те, что были, Элли давно выплакала, а новые, похоже, никогда не появятся. Он запер ее в этом ящике умирать. То и дело на нее накатывали приступы клаустрофобии, от которых страшно давило грудь и останавливалось дыхание. По лицу тек пот, от чего кожа страшно зудела.
Элли чуть поменяла положение, и веревка мгновенно впилась в лодыжки. Колени под подбородком. Руки завернуты за спину. Боль в плечах мучительная, зато не даст потерять сознание. Отключиться нельзя ни в коем случае. Иначе шансов уцелеть не останется. Никаких.
Элли застонала. Боль стала неотъемлемой частью, казалось, ее невозможно переносить. Но Элли твердила себе: «Надо терпеть. Надо, если хочу выжить».
Навалилась апатия. Каждый вздох требует слишком много усилий, доставляет чересчур много боли. Лучше умереть.
И тогда в памяти вспыхнул образ Дэна. Элли видела щетину на его щеках, голубые глаза, четко очерченные губы. Губы, целовавшие ее так нежно… «Неужели это было несколько дней назад?» Неожиданно в ней проснулась жажда.
Жажда почувствовать истому от его прикосновений, вдохнуть резкий мужской запах после занятий любовью и смочить пальцы во влаге, проступающей на спине Дэна. Она мечтала о нем так сильно, что почти осязала вкус желания. Боже, как нужны были ей сейчас нежность и забота Дэна, ощущение, что он ее любит!