Раны заживают медленно. Записки штабного офицера
Шрифт:
– Могу ли я ознакомиться с содержанием документа? – спросил я.
– Это совсем не обязательно. Но я удовлетворю ваше любопытство для повышения ответственности. В пакете – донесение и карта с уточненными характеристиками аэродромной сети округа.
На Курском вокзале меня встретил на машине офицер и вместе с охраной доставил на улицу Фрунзе, 19. Оставив солдат в бюро пропусков и получив специальный пропуск, я отправился в здание Генштаба. Офицер сопроводил меня в кабинет начальника Оперативного управления. После моего доклада о цели прибытия чистенький и холеный на вид генерал вызвал по телефону офицера из канцелярии и приказал ему принять от меня пакет. Я наотрез отказался передать пакет не тому, кому он адресован. Тогда разгневанный генерал согласился лично расписаться за пакет. Но я и ему пакета не дал. Это удивило генштабиста, и он, не скрывал возмущения, спросил, чего я в конце концов хочу. Я ответил, что пакет передам только тому лично,
– Начальник Генерального штаба занят и не может заниматься пустяками. Он вас не примет! Вы это можете понять?
– В таком случае я повезу пакет обратно, – упорствовал я.
– Что за дикость! – смущенно посмотрел на офицера из канцелярии генерал и поспешно вышел из кабинета. Я последовал за ним, но он приказал ждать в приемной. Вскоре он возвратился и приказал мне следовать за ним. Вошли в просторный, отделанный полированным деревом кабинет, в нем никого не было.
После двух-трех минут ожидания в глубине кабинета открылась дверь и появился начальник Генерального штаба генерал Г.К. Жуков, этого человека мне приходилось видеть со стороны, и я узнал его. Он протянул мне руку и с веселым видом спросил:
– Это вы хотите лично мне вручить пакет?
– Так точно, товарищ генерал! Пакет адресован вам, – отрапортовал я, смутившись.
– Ну раз вы не доверяете моим помощникам, давайте я распишусь за ваш пакет. Примите пакет! – обратился он к вошедшему вместе со мной генералу. – Когда вы едете обратно? С вами есть охрана? – поинтересовался вдруг высокий начальник.
– Ближайшим поездом сегодня ночью. Со мной два солдата, – отвечаю.
– А вы с этим поездом отправьте охрану, а сами пару дней погуляйте в Москве, посмотрите столицу, а потом поедете. Я разрешаю, – закончил Жуков разговор и ушел за письменный стол.
Я воспользовался случаем и побывал у московских приятелей.
В штабе округа я застал большие перемены. Командующий округом генерал-лейтенант И.С. Конев и выделенное из состава штаба округа Полевое управление 19-й армии, предусмотренное мобилизационным планом, убыли на Украину. Грузилась в эшелоны и отправлялась туда же основная часть войск, предназначенных в состав 19-й армии. Командование округом возглавил генерал-лейтенант Рейтер – заместитель командующего. За начальника штаба остался полковник Бармин, а обязанности начальника оперативного отдела исполнял майор Успенский. Штаб округа значительно опустел, людей осталось мало, работы не убавилось. Шло формирование большого количества частей и учреждений, продолжалась погрузка в поезда и отправка войск и органов тыла, уточнялись планы дальнейшего мобразвертывания.
В штаб округа было призвано несколько десятков офицеров из запаса, большая часть из которых убыла в 19-ю армию. Оставшиеся в штабе не имели необходимой подготовки и только знакомились с возложенными на них обязанностями. Из боевых соединений в округе оставалась одна стрелковая дивизия и военные училища.
Вначале генерал Конев, приняв на себя командование 19-й армией со штабом в Черкассах, формально оставался и командующим округом. Почти ежедневно из Черкасс приходили телеграммы с требованием отправить тех или иных офицеров в 19-ю армию. Поговаривали, что И.С. Конев спешит выдернуть из округа побольше офицеров, пока его власть на округ не прекратилась. Генерал Рейтер в отношении отправки некоторых офицеров, не предусмотренных планом, сопротивлялся как мог, но это ему почти не удавалось – и офицеры убывали. Вызванные офицеры были рады попасть в действующую армию и уезжали с большим желанием. Штаб округа все больше оголялся. Остававшиеся огорчались, считая себя ущемленными, и опасались, что в случае войны они обречены на сидение в глубоком тылу; даже их жены были недовольны и чувствовали себя в неудобном положении. Кто мог тогда предполагать, что война докатится до Ростова-на-Дону и далее на восток, что всем достанется навоеваться, да еще как! Майор Успенский сообщил, что по плану я остаюсь в штабе округа. Я считал себя обиженным, но ничего изменить было нельзя. Мой рапорт о направлении в армию генералом Рейтером был отвергнут с возмущением. Вызова от генерала Конева на меня не было, и я продолжал работать в оперативном отделе, где, кроме меня, было три офицера. Работа шла с большим напряжением. Часто приходилось сутками дежурить у аппарата правительственной связи «ВЧ» в кабинете командующего, ездить в другие гарнизоны, корпеть над бумагами. Некогда было сходить даже на обед.
Как-то после моего возвращения из академии начальник артиллерии округа генерал-майор артиллерии И.П. Камера спросил, почему я не возвращаюсь в артиллерию: ведь он в свое время согласился отпустить меня в оперативный отдел штаба округа только до окончания академии. Во мне вспыхнула надежда вернуться к артиллерийской профессии, к чему я стремился. Я ответил генералу, что это зависит не от меня, и просил его посодействовать. Одновременно я обратился к своему
Время от времени мне удавалось знакомиться с получаемыми округом информационными бюллетенями Генерального штаба. В них содержалась информация по военным действиям в Европе и о положении в германской армии. Особенно подробно излагались сведения по немецко-фашистским войскам, прибывающим к нашим западным границам в бюллетенях Главного разведывательного управления Генерального штаба. Мы с большим интересом читали эти информации и живо их обсуждали. В них, в частности, сообщалось, какие армейские корпуса и дивизии немцев и в каких районах вблизи наших границ сосредоточены, их состав, организационная структура, вооружение, наименование, фамилии и краткие характеристики руководящего командного состава. Было совершенно ясно, хотя об этом прямо и не говорилось, что эти войска, захватившие почти всю Западную Европу, предназначались для нападения на нашу страну и выводились на намеченные направления, занимая исходные районы. Мы, в своем далеком от возможных районов военных действий внутреннем округе, не знали, какие контрмеры принимаются высшим командованием и приграничными округами, но были уверены, что все необходимое делается. Отправка на Украину 19-й армии с Северного Кавказа наглядно свидетельствовала о том, что мы не сидим сложа руки. К тому же до нас доходили отрывочные сведения, что и другие внутренние округа, вплоть до Урала и Сибири, отмобилизовывали и отправляли целые армии к западным границам – в Белоруссию и на Украину. Поэтому опровержениям в нашей печати слухов о готовящемся нападении Германии на Советский Союз мало кто из нас верил. И все же эти официальные опровержения вносили определенное успокоение.
Время совершало свой неумолимый ход. Планомерная отправка 19-й армии на Украину близилась к концу. Склады вооружения, боеприпасов, продовольствия и обмундирования опустели, но военные городки и учебные лагеря – Абинские, Персияновские, Саратовские (они назывались по ближайшим станицам) – не пустовали. В них собирались люди, облачались в военную форму, распределялись по командам, подразделениям, частям и учреждениям и проходили обучение.
Предвоенная обстановка нарастала, ее скрыть было невозможно. Но войны пока не было, и работа в штабе округа стала принимать более плановый характер. Кое-кому удавалось, хотя бы частично, пользоваться выходными днями, особенно второстепенным офицерам и вольнонаемным служащим. Среди гражданского населения никакой тревоги не ощущалось, люди мирно трудились, шли в очередные отпуска, ехали в гости. Черноморское побережье было запружено отдыхающими, курорты не пустовали. Но вопросы, будет ли война, ставились все чаще и настойчивее. Из Магнитогорска приехала навестить меня мать с маленьким братом. В первый день войны с большим трудом удалось посадить ее в вагон и отправить домой. Это было днем позже.
В субботу, 21 июня 1941 года, – последний день мира – я пришел с работы, как всегда, поздно и сразу лег спать.
В воскресенье, 22 июня, было разрешено отдыхать и на службу не приходить.
Часть вторая
Армия, не вернувшаяся с войны
Глава 1
В первые дни войны
Воспользоваться разрешенным выходным днем в воскресенье, 22 июня, не пришлось. Часов в восемь утра, когда я уже был на ногах и в ожидании завтрака рылся в «Библиотеке командира», выбирая, что бы почитать из истории военного искусства, за входной дверью раздался звонок. Запыхавшийся красноармеец, неловко поправляя сползающую с плеча винтовку, сообщил, что меня вызывают в штаб. Выяснять у связного причину вызова смысла не было: он или не знал, или если что-либо и знал, то все равно не сказал бы. Инструкция запрещала посыльным тратить время на рассуждения. Чтобы ориентироваться, объявлена ли боевая тревога, или я просто понадобился в штабе, я осведомился у связного, кого, кроме меня, он уже оповестил и кто еще не оповещен. Он молча протянул мне список офицеров штаба, которых ему поручено оповестить. В списке значилось 10 офицеров, проживающих в том же, что и я, доме и поблизости. Зная установленный порядок, нетрудно было догадаться, что штабу объявлена боевая тревога, но почему-то не сигналом, а простым оповещением.
В полевой форме, при походном снаряжении и с чемоданом, укомплектованным положенными предметами, я прибыл в штаб. Многие явились раньше и получали пистолеты и противогазы. Однако суеты, какая бывает при сборе по тревоге, не наблюдалось. Было видно, что общая боевая тревога штабу не объявлялась, сбор офицеров проводился распорядительным порядком. Оперативный дежурный, отмечая по списку прибывающих, сообщал, что генерал-лейтенант М.А. Рейтер собирает на совещание, но время будет объявлено дополнительно.