Рапсодия любви
Шрифт:
— Ты не… жалеешь теперь, что… слишком привязался? — спросила Орлена.
— Я отвечу на этот вопрос, когда мне не нужно будет следить за лошадьми — если ты не желаешь угодить в аварию!
Сам тон его голоса дал ей ответ без слов, и девушка вскрикнула от ничем не замутненного счастья.
— Я так много хочу показать тебе в моем доме, — продолжил граф, — а когда тебе это наскучит, мы всегда сможем поехать куда-нибудь в другое место на остаток нашего медового месяца.
— Ты действительно думаешь, что мне
Граф снова улыбнулся ей, и девушка подумала, насколько моложе он выглядит с тех пор, как они обручились.
С его лица исчезло то циничное выражение, которое Орлена заметила еще при самой первой встрече, и когда граф разговаривал с ней, он забывал растягивать слова.
Впереди показался Алверстон-парк, и пока фаэтон катил по подъездной аллее, девушка потрясенно молчала.
Она ожидала, что любой дом, принадлежащий графу, будет впечатляющим, но не таким огромным, не таким великолепным и не таким пугающе красивым.
— Он… слишком большой! — пробормотала Орлена. — Я… боюсь!
— Тебе не нужно ничего бояться, когда ты со мной, — ответил граф. — Я сказал, что позабочусь о тебе, Орлена, и я намерен заботиться о тебе до конца моей жизни.
От этих слов все в девушке затрепетало, и она страстно захотела очутиться в его объятиях.
Они пообедали не в огромном Баронском зале, где с легкостью могли поместиться сто человек, но в маленькой овальной комнате, пристроенной к дому братьями Адам.
Ее украшали прекрасные статуи греческих богинь, и графу казалось, что их совершенные тела напоминают тело Орлены.
Он был очень рад ее изумленному восхищению всем, что она видит, и сказал себе, что впереди его ждет много счастливых часов, когда он покажет юной графине свой дом, свой парк и многие другие свои владения.
В тот вечер не было времени на долгие экскурсии, и когда Орлена отправилась наверх готовиться ко сну, граф с таким же нетерпением ждал соединения с ней, как любой молодой человек — со своей первой возлюбленной.
Теперь он бесшумно вошел в будуар и увидел свою жену, сидящую за белым фортепиано Бродвуда, которое по его распоряжению было доставлено сюда всего несколько дней назад.
Это был самый новый и самый современный инструмент в мире. Граф знал, что Орлена оценит его, но не ожидал, что она обнаружит его так скоро.
Он остановился в дверях.
Девушка сидела за фортепиано. В большом серебряном канделябре горели шесть свечей, их пламя чуть трепетало от ветерка из открытого окна.
Ночь была жаркая, и Орлена надела только тонкую белую батистовую ночную рубашку, а ее распущенные волосы падали почти до талии.
Она выглядела очень красивой, очень воздушной, и в музыке, которую она играла, звучало что-то божественное, чего граф никогда прежде не слышал.
Молодой муж пересёк будуар, и
Девушка хотела встать, но он быстро сказал:
— Продолжай играть. Я знаю, Орлена, что ты говоришь со мной через свою музыку, и я постараюсь быть таким же умным, как Снежок.
Орлена рассмеялась, но не перестала играть.
— Ты был так добр, приютив Снежка, пока Амфитеатр снова не откроется, но Дженни боится, что он станет таким толстым и счастливым, что забудет все свои трюки.
— Насколько я понимаю, нам придется репетировать с ним время от времени, — улыбнулся граф.
— Было очень щедро с твоей стороны взять его сюда, — заметила Орлена, — и еще более щедро отправить Дженни отдохнуть на море. Она сказала мне, что никогда не видела моря.
— Я бы отправил ее, куда бы она ни пожелала, — ответил граф. — Я всегда буду благодарен Дженни за то, что она заботилась о тебе и, как ты сама мне сказала, защищала тебя от Бродячих Ромео.
Слегка покраснев, девушка потупилась, но продолжала играть, и через минуту граф сказал:
— Полагаю, это та мелодия, что ты сочинила в саду «Бушеля».
— Только самое ее начало, — ответила Орлена. — Потом, когда я… встретила тебя, она стала совсем… другой.
— После того, как я тебя поцеловал, — мягко уточнил он. — Поцелуй, который никто из нас не смог забыть.
— Ты пытался это сделать! — обвинила его девушка. — Ты велел мне возвращаться на север и сделать счастливым какого-то скучного фермера.
— Я ошибся только в направлении, — возразил граф. — Мне следовало сказать «на юг», и я — тот самый скучный фермер, кого ты сделаешь, душа моя, очень счастливым.
Граф облокотился на фортепиано, чтобы увидеть ее лицо, и Орлена удивленно подняла глаза, когда он добавил:
— Думаю, ты предпочитаешь жить в деревне, и я лично сыт по горло Лондоном!
— Ты серьезно? — спросила девушка.
— У нас здесь много дел, — ответил граф, — и одно тебе точно понравится. Я решил построить еще один сиротский приют. Ты должна помочь проектировать его.
— Это самое замечательное, что ты мог бы сделать! — воскликнула Орлена.
— Значит, мы сделаем это вместе.
Девушка убрала руки с клавиш.
— Как я могу отблагодарить тебя? Ты подарил мне такое… счастье, что у меня нет… слов.
— Зато есть музыка, — заметил граф, — и поэтому, моя драгоценная любовь, я хочу посмотреть, смогу ли я подарить тебе много разных мелодий теперь, когда ты моя и мы обвенчаны.
— Конечно, сможешь, — тихо молвила Орлена. — Все в тебе так совершенно, ты словно часть моих грез и того, что я слышала прежде в лесу, в пении ветра и в своем сердце.
Граф выпрямился и, протянув руки, поднял Орлену с крутящегося табурета.