Раретитет Хакера
Шрифт:
– Прости, папа, – попросила она, низко наклонив голову.
– Да я-то что, – мазнул рукой Горелов, – Ты у людей прощения проси, – и выразительно посмотрел на нее.
Настя подняла голову и повернулась в мою сторону, закусив губу.
– Простите пожалуйста, – жалобно сказала она.
– Дома ты очень вежлива, Настя, – ответил я, – Даже приятно на тебя смотреть.
Она опустила голову, скорее всего, скрывая полный жгучей злости взгляд. Я сдержал усмешку.
– У вас, Валерий Борисович, есть какие-нибудь соображения по поводу этих четверых?
– Вообще-то
– Настюш, – мягко приказал Горелов, – Иди отдыхай, искупайся, смени одежду. Мы тут побеседуем пока.
Настя молча кивнула и вышла. Кажется, это принесло ей немалое облегчение.
Ее торжественный – чуть было не сказал «вынос»! – выход совпал с появлением миловидной девушки лет двадцати, прикатившей столик, уставленный закусками и напитками разной крепости, начиная от тоника, кончая джином «Гордонс».
Горелов жестом отослал девушку.
– Вы меня узнали? – спросил он по-деловому, оставляя свой добродушный тон, как только мы остались одни.
– Для начала выключите свой диктофон, пожалуйста, – неодобрительно качнул головой я.
– Как вы догадались про него? – спросил он, без видимого сожаления нагибаясь и щелкая кнопкой невидимого аппарата, как-то прикрепленного к дивану.
– Если честно, я просто подумал, что у вас может быть включено что-нибудь записывающее.
– Ладно, теперь он выключен, обещаю, никто не записывает наш разговор. Так вы меня узнали?
– Разумеется, узнал. Поэтому и повез ваше чадо самолично, несмотря на ее издевательства.
– Понятно. Как работа над делом Самсонова?
– У меня есть основания полагать, что смерть Самсонова и попытка увезти Настю исходят из одного источника.
– Откуда такая уверенность?
– Я еще не уверен в этом. Давайте лучше займемся делом: так получилось, что я ранил одного из четверых, когда они меня догнали, а потом послал им в догонку ГАИ. Возможно, их взяли, и сейчас вам нужно сделать так, чтобы их не отпустили до тех, пор, пока я с ними не поговорю.
– Сейчас позвоним. Какая, говорите, была машина? – спросил он, взяв приготовленный сотовый телефон.
– Вот, посмотрите, – вместо ответа я протянул блокнотик, раскрытый на той страничке, куда часом ранее я записал номер и марку машины преступников.
– Уважаю, – сказал он, принимая из моих рук блокнот и набирая короткий номер.
– Алло, – сказал он в трубку, – Это Горелов!
Тот, кому звонил Иван Алексеевич, видно, распустился, в лизоблюдной тираде, так как руководитель налоговой инспекции области пресек его излияния довольно резко, – Ладно, хватит! Вот что, ты мне найди, сидят ли в каком участке у ГАИ нарушители – четверо, один ранен куда-то в руку, из пистолета, машина – «Вольво» вишневого цвета, – и продиктовал номер.
– Я дома, жду, чем быстрее, тем лучше. Да, вот еще, если их отпускают, задержи... Так надо! – и отключился.
– Будут
– Чего-нибудь крепкого, а то устал.
– Так может просто отдохнете? У нас есть комнаты для гостей.
Объяснять необходимость свидеться с Приятелем и вложить в его текущий анализ дела Самсонова новые данные я не стал. Просто ответил:
– Нет, мне нужно домой, я еще не встретился с экспертом, и потом, нужно заехать в букинистический магазин.
– А туда зачем? – спросил он, скорее всего, размышляя, что мне уже известно о связях покойного Виталия Ивановича с его заказом к выставке-продаже русских икон.
– У меня там продавец знакомый, в книгах и издательском деле сечет. Так вот, я думаю проконсультироваться у него насчет работы Самсонова, с кем он мог быть связан и так далее.
– Понятно. Что-нибудь, кроме того, что вы уже сказали, по этому делу имеется?
– Еще нет девяти вечера, – напомнил я.
Горелов кивнул и тут же оба мы вздрогнули от неожиданного звонка сотового телефона.
– Да? – спросил Иван Алексеевич, – Я!.. Ну?.. В Ленинском районе? Адрес какой?!.. Понятно. Значит, все четверо. Держите-держите, пусть посидят. Организуй возможность конкретно переговорить с ними без ушей. Возможно, мой человек подъедет к вечеру. Все понял?.. Давай! – он снова повернулся ко мне, оценивающе глядя; глаза прищурены, в них – сомнение, нетерпение, интерес и недовольство одновременно – поди, разберись в такой каше!
– Я вот все думаю, Валерий Борисович, – довольно осторожно начал он, пожевав губами в раздумье, – Что раз сама судьба столкнула вас с моей дочерью, значит, мне не имеет смысла скрывать от вас подробности этой неуклюжей попытки ее украсть... а так же свои намерения.
– Давайте вы будете говорить, а я вас послушаю: если вы хотите, чтобы я раскрыл ваше дело, мне не нужно врать, я конечно, извиняюсь, и пока вы будете продолжать что-то скрывать от меня, я рискую идти по ложному следу или вовсе зайти в тупик.
– Вы полагаете? – скорее для проформы поинтересовался Горелов; кажется, его интересовало, чего я еще скажу.
– В моей работе важна каждая мелочь, – просто ответил я.
– Спрашивайте, – велел он, устраиваясь поудобнее, – Поглядим, какой вы умный.
– Вопрос номер один: как вы узнали, что с Настей что-то случилось?
– С чего вы взяли, что я что-то знал до того, как вы позвонили?
– Вы схватили трубку тут же, после первого звонка, значит, ждали его. Кроме того, вы собрались угрожать мне, считая, что я держу вашу дочь насильно, у вас тон очень выразительно поменялся, например, когда я сказал, что не нужно давать ей телефон. А в такое состояние ввести человека может только сильное волнение или злость. Вами владели и то, и другое. Значит, кто-то предупредил, что с Настей не все в порядке – либо охранник, от которого она смылась, либо... а я считаю, что так оно и было, – кто-то позвонил и пригрозил. Или намекнул. так было?