Раса
Шрифт:
Стоим, молчим, не можем отойти от потрясения. Потом опомнились и принялись шарить глазами по сторонам. Кто же нам помог? Картина предстаёт перед глазами страшная. Изувеченные тела разбросаны на вспаханной рептилией земле. Лежат в разных позах, суставы выворочены, комбинезоны порваны, залиты кровью. У многих шлемы слетели, и я понял — они не нашей расы. Кожа светлого оливкового цвета, глаза огромные, сквозь закрытые веки пробивается полная чернота без намёка на белки. Неожиданно один из людей шевелится, закашлялся, из-за рта выплеснулась кровь. Подбежали к нему. Грудь незнакомца с хрипом вздымается, сквозь порванную ткань выглядывают белые
— Это не он стрелял, — замечает Семён, — кто-то другой.
— Догадался, — рассеяно бурчу я, — но тот другой помог нам. Давай не отвлекаться, этому человеку необходимо сделать перевязку.
Стягиваем пропитанный кровью комбинезон. Как у всякого врача в моей сумке всегда найдётся перевязочный материал, антисептики, ранозаживляющие порошки, а так же — хирургические инструменты.
Первым делом диагностирую пациента. Вздыхаю свободно, серьёзных внутренних повреждений нет. Благо человек без сознания, поэтому промываем раны, с помощью Семёна быстро накладываю швы и крепко стягиваю рёбра бинтами. Затем вливаю в рот немного воды с антисептиком. Человек глотает, стонет, вновь открывает страшные глаза, попытается подняться, но я мягко удерживаю его. Он скосил глаза на перебинтованную грудь, хрипло произносит непонятную фразу. Видимо благодарит.
Оставив с ним Семёна, я обследую других людей. К сожалению — все мертвы. Постоянно шарю глазами по окружающим зарослям, но наш помощник не торопится показаться. Это беспокоит и нервирует. Непонятно, что у того на душе. Вдруг зарядит из-за кустов из автомата.
Возвращаюсь к раненому.
— Что делать будем?
— Подтащим к катеру, а там сами пусть им занимаются, — мудро изрекает друг.
— Как всегда прав, — улыбаюсь я.
Семён стягивает с себя куртку, раскладывает на земле, привязываем пару толстых веток и получились достаточно сносные носилки. Затем осторожно перемещаем туда человека. Тот скрипит зубами от боли, но не стонет. Сразу видно, крепкий орешек, привык переносить боль.
Стараясь идти плавно, подходим к реке. Ни кто нас не встречает. Катер уткнулся в отмель, слегка покачивается. Чёрная броня тускло блестит, спаренный пулемёт задран вверх. Внезапно он дёргается и качнулся в нашу сторону.
— Да, что б вас! — ругаюсь я, но носилки не бросаю. — Эй, вы, там! Примите раненого! — взревел я.
Может мой властный тон, подействовал, круглый люк бесшумно вывинчивается. Показывается автомат, затем появляется человек в защитном шлеме. Он держится настороженно, но славу богу в нас не целится.
— Всё, наша миссия закончилась. Кладём раненого и уходим, — шепчу Семёну.
Бережно опускаем носилки и собираемся уходить. Но не тут-то было, раздаётся резкий выкрик и над нашими головами трещит автоматная очередь.
— Что за хамство, — оборачиваюсь я. Раздражение накатывается как волна.
Чужак стоит на берегу, автомат направлен в нашу сторону. Я пожалел, что бластеры висят за спинами. Явно не успеем снять. Стоим, резких движений не делаем.
Незнакомец подходит к раненому, всё ещё целясь в нас. Завязывается разговор.
— Как собаки лают, — ехидно усмехаюсь я.
Что-то, обсудив, чужак направляется к нам. Остановился в трёх метрах. Визгливо выкрикивает,
— Хочет нас разоружить, — с ненавистью говорю я. — Вот, что, снимай бластер, клади влево, а я — право. Как кашляну, прыгай в сторону. Мы этого молодчика стреножим. Он ещё не знает, с кем связался.
Всё получилось как по нотам, как только я подал сигнал, Семён прыгает в сторону, а я метнулся в ноги чужаку. Произошло всё быстро. Приёмом самбо перехватываю руку на излом, но в последний момент жалею, не стал ломать, просто швыряю через плечо, болевым приёмом перехватываю автомат. И вот теперь стою с оружием в руках, а спецназовец уткнулся рылом в сырую землю.
Затем, пока тот не пришёл в себя от удара, заслонился его телом, в случае если на катере ещё кто-то есть, оттаскиваю к каменным балкам. Там Семён занимает оборону, а я усаживаю чужака рядом с собой. Бесцеремонно сдёргиваю шлем. Чёрные как ночь густые волосы, искрятся, обрамляют лицо чужака, и рассыпаются за плечами.
— Девица?! — ахает Семён.
Я отпрянул в удивлении и восхищении. Безупречный овал лица, чуть вздёрнутый без изъянов носик, пухлые губы ждут любви, кожа, словно полированный нефрит, глаза прикрыты пушистыми длинными ресницами. Внезапно из щёлочек глаз вырвался багровый огонь, мигом трезвею.
Женщина в упор смотрит, чуть не испепеляет взглядом. В огромных глазах бушует пламя. Вытянутые зрачки, на моих глазах, принимают форму огненных шаров, губки упрямо сжимаются, она с вызовом рыкнула нечто невразумительное.
— Ты бы не рычала, а сказала, что ни будь, — примиряющее говорю я. Безусловно, слов моих не поняла, но интонации речи воспринимает правильно. Её зрачки сужаются в вертикальные линии, она внимательно рассматривает меня. Губки чуть приоткрываются, блестят как жемчуг ровные зубки. Внезапно глаза вновь наливаются огнём, она вытягивает шею к моему плечу. Рассматривает шрам в виде короны. Затем поднимает взгляд, огня в них нет. Едва заметные красные щёлки гармонично вливаются в пейзаж чёрных глаз.
Даже не ожидал, что спецназовец в юбке может так ворковать, как голубка перед своим голубком. Лающий голос сглажен мягкостью интонаций, вся фигура выражает покорность.
— Ладно, проехали, — смягчаюсь я поднимаясь. Её автомат перекидываю рядом с бластером, протягиваю руку, помогаю встать. Она покорно обхватывает своей лапкой ладонь, пухлые губы трогает признательная улыбка.
— Поможем погрузить твоего напарника на катер, затем, извини подруга, будем вынуждены откланяться. Дела. Надеюсь, нас не зарядишь очередью из пулемёта?
— Их в живых осталось лишь двое, — высказывает предположение Семён. — Три человека мертвы, один ранен, девица. И такого количества для этого судёнышка много. Да ещё если кто был, уже объявился.
Вновь оказываемся на берегу. Раненый, видит нас, попытался приподняться, но падает, снова скрипит зубами от боли. Пот крупными каплями блестит на потемневшем лице.
Женщина склоняется над ним. Её речь, как лай хорошей дворняги, совсем развеселила меня. С трудом стараюсь не улыбнуться. Раненый внимательно слушает, затем в глазах вспыхивает огонь. Он пристально смотрит на меня. Догадываюсь, хочет рассмотреть мой шрам. Как бы невзначай, поворачиваюсь к нему плечом. Возглас изумления вырывается у чужака. Он торопливо пытается, что-то говорить, но ему сложно, боль кривит лицо. Пришлось вмешаться. Подхожу, мягко прикрываю ладонью рот. Он понял, улыбается, яркий огонь исчезает в глазах.