Расчет пулей
Шрифт:
— Ты, Саша, тоже так считаешь? — вскинул голову Меркулов.
Турецкий словно ждал этого вопроса и ответил твердым прямым взглядом:
— Да, Костя! Неизвестно, что с нами завтра будет. А эта информация не должна пропасть.
Глава 39 «Тонкий» убийца
Известие об отстранении генерал-майора милиции Игнатова наделало много шума и в стенах МВД, и за его пределами. Еще вчера могущественный властитель, позволявший себе многое из того, что недоступно так называемым простым людям, оказался не у дел. И это сразу переменило к нему отношение окружающих. Его слово сразу потеряло вес, его просьбы ничего не значили. Для него самого это было удивительное
Он иронически воспринимал эти слухи, особенно в отношении девочек. Про них вспомнили только тогда, когда он был снят. Оказалось, что должность первого заместителя начальника московского милицейского главка значила неизмеримо много и надежно сдерживала злые языки. Теперь его с легкостью упрекали в самых ужасных вещах — грубости, хамстве, рукоприкладстве. Как будто раньше этим болтунам мешали говорить! Вон как боялись. Теперь поразинули рты. А кто в милиции обходился без рукоприкладства? То-то же! Каждый должен знать цену подобным упрекам. Но разраставшиеся, подобно снежному кому, слухи еще не составляли всей беды.
Главная трагедия, которую он начал постепенно осознавать, заключалась в том, что вся эта улетевшая мишура и позолота, а следовательно, и почет оказались для него гораздо важнее денег, ради которых он ими пожертвовал. Потери оказались неизмеримо больше, чем приобретения. Собственно, и главное приобретение, ради которого он все отдал, оказалось весьма призрачным.
Его обижали доходившие до него суждения бывших подчиненных, что на своем генеральском месте он был бездельником и лизоблюдом, продвигавшимся по служебной лестнице исключительно благодаря хитрости и подхалимству. Сам-то он считал, что у него многому можно было поучиться. А левые денежные потоки, которые текли рекой и многократно превышали его генеральское жалованье, были так же естественны и обыкновенны, как смена времен года. Он числил себя в обойме, которой дозволено все. И выпадение из этой обоймы ощутил крайне болезненно.
Два человека, не относившиеся к милицейскому ведомству, особенно панически восприняли потерю Семеном Николаевичем крупного поста: председатель банковской ассоциации Талызин и главарь «банковской мафии» Борцов. Если первый затаился, опасаясь всевозможных последствий, то второй решил немедленно действовать.
Игнатов был не страшен. И Борец еще раз убедился в правильности своих намерений — не делиться с высшими чинами тем, что добыто его потом и кровью. Кровь на этот раз пролилась чужая, но рисковал, как всегда, он сам. Как и в случае с Виткевичем, за что Игнатов заплатил меньше обещанного, сославшись на «тревожную обстановку». Жадность фраера сгубила. Теперь он получит шиш от пяти миллионов. Оставайся Игнатов на своем посту, Борец не посмел бы так поступить — нагло, бесцеремонно. Еще был Гончар со своим мощным муровским аппаратом. Но, во-первых, Гончар — не Игнатов. Сейчас он тоже растерян. Да и не было никогда в нем той силы и возможностей, которыми веяло от Игнатова. Перед коротеньким и плешивым Андреем Алексеевичем Борец никогда не робел, а чувствовал себя как бы на равных. А теперь свысока он ему отказывал в доле. Тем более что Гончар тут играл последнюю скрипку. Наводку давал сам Игнатов. С ним Борец и операцию разрабатывал.
От Гончара можно было избавиться двояким путем — скрыться или расстрелять. Второй вариант мог бы поднять большой кипеж. А он крайне нежелателен, пока не пристроены денежки.
В России не скроешься, а на Украине можно. Другое государство. Другие порядки. Ищи-свищи!
До рассвета
Но и сам хозяин «подворья» не лыком шит. Если понадобится, он найдет другую подставу.
С этой мыслью Борец поднялся с больной головой еще до полудня. Сивого в прихожей сменил Бредун. Тугой, как резина, бывший штангист с коротко стриженным затылком и узким лбом. Этого учил уму-разуму сам Борец. Но много ли надо, чтобы такого переманить. Бабы из него давно веревки вьют. И эта особенность Бредуна очень хорошо известна Андрею Алексеевичу. С помощью любой бабы он заставит Бредуна скакать по крыше голым, выкрашенным желтой краской.
Слегка опохмелившись, Борец почувствовал, что окреп, а мысли оживились. В саду пахло мокрыми розами. Борец уселся на скамеечку понаблюдать за улицей, поразмышлять не торопясь.
Хлопнула соседская калитка, пришел солдатик. Как всегда, под хмельком. На приветствие ответил хмуро, что-то буркнул в ответ для порядка. Зря, что ли, Геннадий Павлович несколько дней подряд к нему в друзья набивался.
— Последние деньки догуливаешь? — крикнул Геннадий Павлович.
В ответ опять какое-то нечленораздельное рычание. Ну что же. Его бабенка подолом крутит. Это переживание можно понять. Отпускной солдатик для бабы — не вечная забава. Вот она о завтрашнем дне и думает. Солдатик с ней спит, а она уже новых ухажеров высматривает. Борец подсылал к ней Филю. И та на первый контакт очень даже отреагировала. Солдатик придрался к Филе, и тот его чуть было не прикончил. Геннадий Павлович не позволил. Такой заводной и подвыпивший солдат очень даже был нужен Борцу для осуществления тайных планов.
— Дима! Иди на лавочке посиди. Покурим! — крикнул он, когда стриженая голова появилась снова над забором.
Солдатик нехотя, забросив полотенце через плечо, протиснулся в калитку. Подойдя, уселся рядом на скамью. Чем только не пахло от него — винищем, табачищем.
— Как на любовном фронте?
Крупная стриженая голова качнулась, косой взгляд скользнул по собеседнику с нешуточной злостью.
— Какой там фронт. Б…ство одно.
— Не оставляет тебя девка? Выпроваживает?
Солдат смял сигарету грубыми пальцами, порвал, выбросил.
— Ей деньги нужны. Все, что накопил, что мать присылала из пенсии, — все ушло.
Геннадий Павлович мельком оглядел собеседника.
— Деньги надо не копить, а зарабатывать.
Хмельная голова солдата, видно, плохо работала. Он чиркнул спичкой, закурил и, не ответив, поднялся и пошел к себе.
«Готов!» — с ленцой подумал про себя Борец.
Стало припекать. Он хотел уйти в дом, но набежавшее облако принесло спасительную прохладу. В середке облако было темноватым, а по краям ослепительно белым, как будто кусочек снега таял в голубой удаляющейся бездне.
Резкий вой милицейской сирены заставил его очнуться. Несколько милицейских машин, внезапно примчавшись, развернулись напротив. Замелькали серые мундиры. Борец напрягся с одной-единственной мыслью: «Как уходить?» И понял, что опоздал. Скорее всего, участок оцеплен со всех сторон. Деньги он успел перепрятать. О втором тайнике знает, пожалуй, один Бредун, который помогал перевозить валюту. Второго помощника Борец прикончил там же: показался ненадежным. Но Бредун сразу признается, если менты накинут ему узду. Загодя Борец организовал третий тайник, никому не известный. Но теперь уже было поздно.