Расцвет и сближение социалистических наций в СССР
Шрифт:
С трудом увернувшись от губ колдуньи, Антон заставил руки оторваться от ее груди, ужом вывернулся из объятий, стряхнул девицу и перекатился под стену, почти не осознавая, что делает. Ведьма, визжа, бросилась на него снова, уже не обращая внимания на метаморфозы лица, он отбил ее ударом ноги, потом еще раз и еще, пока не собрал силы и не бросил колдунью через всю комнату, так что она врезалась в пузатый комод и разнесла его в щепки.
В комнату ворвался чернобородый сотник, окинул ее взглядом, поднял дубинку, направляя острие на сидевшего на корточках Антона, но хозяйка спальни, превратившись окончательно в высохшую костлявую
Шарик на лету превратился в зеркальную плоскость, которая ударила в него, подняла в воздух и буквально прилепила к стене с ковром.
— Подержи его на стеночке, — бросила старуха, подавая бутылку сотнику, и вышла из комнаты.
Бородач с опаской принял бутылку, вытянул ее по направлению к Антону, с сочувствием разглядывая содрогавшееся тело: неизвестная сила продолжала держать пленника за горло и за руки в положении распятого, — и вполголоса проговорил, качая головой:
— Ну ты и кретин, Витязь! Что тебе стоило ублажить хозяйку? Глядишь, и уцелел бы. А теперь жди экзекуции. Жаль, что мы уже не встретимся.
В спальню вошла старуха, одетая в прежний монашеский наряд, повела рукой.
— Иди, сотник, больше ты мне не нужен.
Бородач кинул на Антона еще один сочувственный взгляд и вышел. Старуха подошла ближе, смерила пленника взглядом, усмехнулась.
— Может, передумаешь, соколик? Жить-то небось хочется? Или ты надеешься на помощь волхва? Не надейся, никто тебе не поможет, ни Ев-стигней, ни друзья твои, да и баба твоя у нас. Ею сейчас сотник займется, он большой любитель женского полу. Не хочешь ли спасти ее? Одно твое слово, и она на свободе.
— Сука! — обозначил слово Антон онемелыми губами.
— Как знаешь. — Старуха замахнулась второй рукой с перстнем в виде змеи, глазки-камни которой вспыхнули фиолетово-зеленым светом, раздался свист, и Антон почувствовал удар плети, образовавший багровый рубец на груди. С трудом удержался от крика.
Старуха еще раз махнула рукой. Свистнула невидимая плеть, удар потряс тело Громова, на животе вспух еще один рубец. Жгучая боль ударила в голову, пресекла дыхание.
— Не надумал, Витязь? Какой-то ты вялый, недотемканный, али не научил дед, как сопротивляться черной магии?
— Отпусти… Валерию… ведьма! — прохрипел Антон.
— Это уж мне решать, соколик. Я вас сюда не звала, вы на моей территории, тут моя власть, мои законы. Будешь выпендриваться, скормлю зверям. А пока запомни, что перечить мне не след.
Свист — удар — рубец, свист — удар — рубец, невидимая плеть била сильно и точно, боль огненными всплесками входила в тело, отзывалась судорогами мышц и провалами сознания, и на восьмом ударе Антон окончательно ушел в спасительную темноту беспамятства, уже не видя, как в спальню вошел сотник, и старуха прекратила порку.
— В чем дело, сотник?! Я что тебе велела?!
— К нам гость.
Пелагея опустила руку, тело Громова сорвалось со стены и рухнуло на пол безжизненной массой.
— Кто?
— Здорово ты его разукрасила, хозяйка. Он готов? Куда его, в озеро?
— В молельню. Очухается — сто раз подумает, стоит ли погибать за идею. Кого еще черт принес?
—
Клементьев тяжело посмотрел на сотника, тот поспешно поднял тело Громова и вынес из спальни.
— Я имел встречу с Господином…
Старуха нахмурилась, пожевала губами, но продолжать в том же духе не стала, с кислым видом повела гостя в соседнюю комнату, отличавшуюся от спальни только отсутствием кровати.
— Чем обязана столь неожиданному визиту?
— Господин устал и хочет домой. — Клементьев щелкнул пальцами, одно из мягких низких кресел с пушистой обивкой скользнуло к нему, он сел. — Но главное не в этом. Собор волхвов кажется успел-таки создать один из божественных эгрегоров. Надо решать, чем мы можем ответить.
Верховная жрица медленно повернулась к эмиссару, не дойдя до своего «царского» кресла. Тот криво усмехнулся.
— Кончай свои забавы, хозяйка, пора заниматься делом. Если мы провалимся, Господин нам не простит.
— Да придет Тот, чье имя будет произнесено! — глухо проговорила Пелагея, сжимая крест на груди обеими руками.
Валерия очнулась в небольшой комнате с каменными стенами и небольшим окном под потолком, забранным решеткой с толстыми прутьями. Она лежала в углу комнаты на охапке несвежей соломы. В другом углу стоял светильник из темно-желтого металла, форма которого привела Валерию в содрогание. Она поднялась, ощупывая гудящую голову, не понимая, почему и как оказалась в этой низкой каменной темнице, похожей на тюремную камеру. В памяти всплыла прогулка по лесу с Анжеликой, спуск в подземелье с фонарем в руке, нарастающее ощущение тревоги, смех подруги, уверявшей, что у нее приступ клаустрофобии, и… полный мрак! Больше ничего Валерия не помнила.
— Анжела! — позвала она автоматически.
Звук голоса застрял в стенах, практически не давая эха, словно женщина оказалась глубоко в недрах горы под километровой толщей земли.
Валерия оправила одежду, подошла к деревянной двери, создающей впечатление монолита, забарабанила по ней кулачками.
— Эй, кто-нибудь, откройте, выпустите меня!
Никто не ответил, не раздалось ни скрипа, ни шороха, ни звука шагов. Подождав немного, она снова заколотила по двери кулаком, потом ногами, но результат был тот же. Тогда Валерия подошла к стене с окном, привстала на цыпочки и стала кричать, звать на помощь. Сорвав голос, вернулась к двери, некоторое время лупила по ней пятками, а когда поняла, что никто не придет, заставила себя успокоиться, села на солому и сосредоточилась на восприятии действительности.
Когда через час за ней пришли, она уже представляла, где находится, способности ведуньи, которыми она владела в зачаточном состоянии, все же позволили ей определиться.
Она действительно находилась под землей, но не глубоко, примерно на глубине десяти метров. Рядом располагался ряд таких же камер, что и у нее, ниже просматривались еще какие-то помещения, подземные этажи, коридоры, вверху над головой шла анфилада комнат размером побольше, а еще выше располагался большой зал, отгороженный от надземного мира многослойными стенами.