Раскаленное эхо. Опасный поворот. Аналитик. Три недели в Париже (сборник)
Шрифт:
Но этой ночью его здесь не было. Она была одна.
Поняв, что заснуть не удастся, Александра села, зажгла лампу и спустила с кровати длинные ноги. Завернувшись в шерстяной светло-голубой халат, она пошла на кухню, зажигая по пути свет. Наполнив чайник и поставив его на газовую плиту, она уселась на табурет, припоминая сон, который снился ей с удивительным постоянством. Сон всегда был одним и тем же. Они были вместе, он держал ее в объятиях, говорил, как скучает без нее, как она ему нужна. И всегда напоминал, что она единственная
Сон был поразительно реальным, даже ее тело ощущало, что им обладал сильный чувственный мужчина. «Это правда, — тихо пробормотала она, наливая в кружку кипяток. — Ночью мы занимались любовью с Джеком Уилтоном».
«Да, — прозвучал голос у нее в голове, — но во сне ты занимаешься любовью только с Томом Коннерсом, и в этом твоя главная проблема».
Вздохнув, Александра села в мягкое кресло у камина и посмотрела на догорающие угли. Что с ней происходит?
Она занималась любовью с Джеком, наслаждаясь каждым моментом их близости, их страсть неожиданно и чудесно ожила, страсть, к сожалению угасшая на несколько месяцев. Она винила в этом усталость и работу, ей приходилось напрягать все силы, чтобы срочно сделать декорации к новому спектаклю. Но, по правде говоря, здесь было что-то другое. У нее возникало какое-то странное нежелание близости с ним. Почему?
Ей в голову приходило множество противоречивых мыслей. Закрыв глаза, она постаралась привести их в порядок. Потом вдруг подумала: боже мой, я согласилась выйти замуж за Джека!
— Это будет замечательная свадьба, — настаивал он. — Твоя семья, моя семья — все как положено.
И она согласно кивала. После ужина он помог ей загрузить посудомоечную машину, потом они отправились в постель. Но в пять утра он ушел, поцеловав ее в щеку и шепнув, что хочет пораньше приступить к работе над большим холстом.
А она в это время мечтала о другом мужчине, о близости с ним. Несмотря на ромашковый чай, сна не было ни в одном глазу. Взглянув на латунные часы на камине, она увидела, что уже десять минут седьмого.
В Париже сейчас десять минут первого.
Поддавшись внезапному порыву, она взяла трубку и набрала номер его рабочего телефона. Не прошло и секунды, как в Париже раздался звонок. Потом прозвучал его голос:
— Алло?
Александра крепко сжала трубку. Она не могла говорить. Она едва могла дышать.
— Алло? Это Том Коннерс. Кто говорит?
Она осторожно повесила трубку. Ее руки дрожали, сердце глухо билось в груди. Он в Париже, жив и здоров.
Поехав в Париж на день рождения Ани Седжуик, она не сможет не поддаться искушению. Она позвонит ему, а он скажет, давай выпьем где-нибудь, и она согласится с ним увидеться. И тогда она пропала. Потому что она не сможет устоять перед Томом Коннерсом, таким сильным, таким неотразимым…
Они перестали встречаться три года назад по его инициативе, но Александра знала: если она ему позвонит, он захочет встретиться.
Ты
Сидя за столом из красного дерева в столовой своих родителей на Восточной 79-й улице, Александра с удовольствием ела омлет с помидорами, который только что приготовила ее мать.
— Просто великолепно, мам, — сказала она. — Спасибо, что нашла время со мной увидеться. Я знаю, ты дорожишь своими выходными.
— Не говори глупости, я рада тебя видеть, — ответила Диана Гордон, ласково улыбаясь. — Сегодня утром я как раз собиралась тебе позвонить, а ты сама пожаловала на ленч. Может, хочешь вина, дорогая?
— Нет, спасибо, мам. От вина меня тянет в сон. Я предпочитаю получать калории в виде хлеба.
Она потянулась за куском французского батона, щедро намазала его маслом и отправила в рот.
— Тебе не нужно беспокоиться о весе, ты выглядишь просто потрясающе, правда, — заметила Диана, глядя на дочь.
Она невольно подумала о том, как молодо выглядит Александра для своего возраста. Ей ни за что не дашь тридцати. Летом Александре исполнится тридцать один, а кажется, еще вчера она только училась ходить. Тридцать один, размышляла Диана, а мне в мае будет пятьдесят восемь. Как быстро промчались годы. Дэвиду в июне исполнится пятьдесят девять.
— Мам, о чем ты думаешь? — спросила Александра.
— О твоем отце. О нашем браке. Тридцать три года, что мы женаты, пролетели незаметно.
— Вам обоим повезло, что вы встретили друг друга.
— Да, верно.
— Вы с папой как две горошинки в одном стручке. — Она посмотрела на мать, думая о том, как та красива: нежная кожа, золотистые волосы, прозрачные голубые глаза.
Диана кивнула, потом ее глаза едва заметно сузились.
— По телефону ты сказала, что хочешь со мной поговорить…
— Можно сделать это попозже, за кофе?
— Да, конечно. Что-нибудь случилось?
— Мне просто нужно, чтобы меня выслушали.
— Это касается Джека?
— Теперь ты говоришь, как все остальные матери, хотя обычно, слава богу, этого не делаешь. Нет, это не касается Джека.
— Между прочим, Джек Уилтон очень мил.
— Знаю. Он того же мнения о тебе. И папе.
— Приятно слышать. Мы с твоим отцом считаем, что из Джека вышел бы прекрасный… прекрасный зять.
Получасом позже Александра сидела в гостиной напротив матери, глядя, как та разливает кофе.
— Я готова выслушать тебя, Александра, в любой момент, когда ты захочешь.
Александра взяла из рук матери чашку, поставила ее на низкий антикварный столик и откинулась на диванные подушки венецианского бархата.