Раскаты грома

Капба Евгений Адгурович

— Чинш? — спросил Аркан. — Они впервые продают всё сами, да? Первое лето без барщины — и такая засада! Мало того что с места сдернули, так еще и мыться заставляют… Какое досадное недоразумение.

— Хо-хо, пусть привыкают, грязнули! — раздался комментарий от кого-то из дружинников, и тут же посыпались все обидные прозвища, которыми ортодоксы награждали своих соседей оптиматской веры: — Тухлятина, свинтусы, навозники!

Отмена обязательных отработок на полях феодала и введенный вместо этого указом единый денежный налог и так вызвал настоящие глобальные потрясения в оптиматской части аскеронского

общества. И если прогрессивные аристократы типа дю Керванов, Варнифов или Инграма и сами уже давно ввели практику сдачи земли в аренду крестьянам в обмен на звонкую монету, то дремучая часть сельских оптиматов была задета за живое. Такая смена привычного уклада! А теперь еще и руки мыть надо! И не только руки — в принципе, если стражник чувствовал, что от желающего продать зерно или овощи на ярмарке плохо пахнет — он отправлял его прямиком к реке, мыться и стирать одежду. И это вызывало целую бурю недовольства.

Глупости? Куда там! Забитые и необразованные представители «третьего сословия» (тех, кто работает) были уверены, что еретики-ортодоксы таким образом хотят заставить их сотворить какие-то свои дьявольские обряда и погубить бессмертные оптиматские души. И одной только искры недоставало, чтобы недовольство не превратилось в откровенный бунт.

Аркан направил коня в самую толпу, Негодяй гарцевал на месте, косил дурным глазом, издавал странные звуки, распугивая оптиматских крестьян-вилланов.

— Я — Рем Тиберий Аркан, герцог Аскеронский! — выкрикнул Буревестник и взмахнул знаменем, с которого щерился жуткой ухмылкой Красный Дэн Беллами. — Вижу, мои добрые подданные, у вас возникло непонимание с людьми деспота?

«Люди деспота» заметно расслабились: черные котты и черные знамена, да и громогласное представление герцога дали им понять — прибыло подкрепление, и теперь многосотенная толпа оптиматов не сможет их смять. С другой же стороны… Один Бог знает, чего ожидать от сумасбродного молодого Аркана!

Оптиматы, которые еще не прошли сквозь фильтр стражников, и те, которые отказались мыться, собрались в кучу и буйно что-то обсуждали, а потом вытолкнули мужика, дородством и качеством одежды явно выделяющегося из толпы. Этот виллан в лихо сдвинутом набекрень кале, который едва держался на сальных волосах, низко поклонился, едва ли не метя кудлатой бородой дорожную грязь, а потом забубнил, постоянно оглядываясь на своих единоверцев:

— Вашество Аркан, это самое, как батюшка-деспот вашества-то повелел деньгой платить, а не отработки сеньору делать, так мы собрав урожай и повезли на ярмарку, чтобы и в казну-то и сеньору, и церкви-матери оптиматской положенное отдать. А люди предвосхитительства деспота не пускают! Не велено, говорят, честному оптимату на ярмарку ехать, зерно и картофель торговать!

— Вот как? — нахмурился Аркан и грозно глянул на стражников в черных коттах.

Старший из них, судя по нашивкам — сержант, тут же подкинулся:

— Ваше высочество, да мы…

— Пусть он говорит! — погрозил пальцем Буревестник. — Он такой же мой подданый, как и вы, верно? Как звать тебя, добрый поселянин?

Дружинники Аркана, хорошо знающие своего господина, уже переглядывались встревоженно — такой тон означал крайнюю степень бешенства. Но «доброму поселянину» это было невдомек,

и незнакомому сержанту деспотской стражи — тоже.

— Оскар, вашество, — увидев, как грозный герцог дал укорот служивому, оптиматы явно оживились. — Я староста Шеврю-Барбю, у нас большая деревня, на триста дворов! Не пустили нас на ярмарку, почти никого! Так все и было, клянусь Фениксом! Так он и сказал: ежели не соблюдаете вы, гиены, правила, и не скребете тело свое, и не становитесь как ортодоксы — то всё, нет вам пути на ярмарку, и ничего вы не продадите! Мол ваш, оптиматский дух противен нам, и вы свою мерзость оптиматскую на ярмарку не пронесете! И что это теперь — нам от веры нашей отказываться? Или налог не платить? Герольд проезжал по градам и весям и возвещал что ныне это… Свободное вероиспытание! Никакого ущемления! Так как же оптиматский дух им мерзок?

Закончив, староста Оскар уставился себе под ноги.

Сержант явно имел много чего сказать по этому поводу, но держался, помня строгий взгляд герцога. Аркановские люди давили ухмылки — они-то знали разницу между «гиеной» и «гигиеной», независимо от вероисповедания, при таком-то господине с квартирмейстерскими замашками и маниакальной страстью к чистоте, приобретенной после гребной практики в пиратском трюме. Сам же Буревестник медленно выдохнул воздух сквозь сжатые зубы.

— Я не знаю, Скавр, — проговорил он. — Есть ли смысл что-то объяснять или это такая же дурацкая затея, как попытка пробить лбом гранитную стену?

— Если мы не будем пробовать — то чем мы отличаемся от Синедриона? — парировал Цирюльник. — Хотите — я попробую?

— Я сам, — сделал жест рукой Аркан, спрыгнул с коня, а потом взглядом нашел среди своих людей одного ортодокса, одного оптимата и одного популяра, и мотнул головой, призывая приблизиться.

Дружинники выехали из строя и спешились следом за Буревестником. Толпа недоуменно смотрела на них, ожидая развязки.

— Сержант, вы пустите этих людей на ярмарку? — очень надеясь, что служивый все поймет правильно, спросил Рем.

— Ваше высочество, — с достоинством проговорил стражник. — У меня приказ его превосходительства — проверять соблюдение правил личной гигиены, дабы не допускать распространения заразы, у всех и каждого.

— Гиены… — прошел шепоток по толпе оптиматов. — Заразы!

— И? — поторопил сержанта Аркан.

— И даже если тут появится сам Экзарх Аскеронский,я и его проверю, чтоб руки, значит, чистые, и вшей чтоб, значит… — стушевался сержант, но завершил весьма достойно: — Так что пусть снимают шапки, показывают руки и стало быть, пусть не воняют, ваши люди. Не в смысле лошадиным п о том, потому как понятие есть — с дороги, а другой какой гадостью. Тогда пущу.

Рем кивнул, и дружинники, недоуменно переглядываясь, стянули перчатки и шапки и подошли к сержанту. Тот придирчиво их осмотрел, глянул кому-то за ворот, другого (популяра) попросил распустить скрученные в узел волосы, а потом кивнул:

— Эти могут покупать и продавать, не вижу причин для отказа.

— Ну? — обвел взглядом толпу Аркан. — Вот — Георг, он оптимат, из Заводи. Вот Ульрих — популяр, бывший невольник гёзов. А это — Язон, ортодокс. И все они могут пройти на ярмарку! Почему?