Раскаяние

Бойко-Рыбникова Клавдия Алексеевна

Прошло много лет. Леля выучилась сама и помогла матери дать образование младшим сестрам и брату. Семья раз в год непременно собиралась вместе в доме матери. У всех детей Агафьи Лукиничны были свои семьи, и жизнь, словно стремясь вознаградить их за трудное детство, подарила всем удачу, благополучие и семейное согласие. В одну из таких встреч пришло письмо от Зины. Мать трясущимися руками вскрыла конверт и стала читать вслух. Зина писала:

"Здравствуй, дорогая мамочка и все мои дорогие сестры с братиком! Я прошу вас простить меня за то, что по молодой глупости порвала с вами все отношения. Мне тогда казалось, что вы будете мешать моему счастью, что я не имею права приносить свою единственную жизнь вам в жертву.

Только сейчас я сознаю, как была не права, какую боль я причинила всем вам, и как обделила саму себя твоей, мамочка, любовью и лаской, любовью своих младших сестренок и брата. Жизнь меня наказала. У меня есть, казалось бы, все, что нужно человеку в этой жизни: замечательный муж, любимая работа, уютный дом. Но у меня нет детей, а без них дом становится пустым, а жизнь женщины, лишенной смысла. Мамочка, я часто вспоминаю наш дом, и мне вас всех очень не хватает. Пока были живы родители мужа, я не могла признаться в том, что я не сирота. Они бы меня не поняли и вряд ли простили. Год назад они ушли из жизни, и я во всем призналась мужу. Он был шокирован моим поведением и долго не общался со мной. Мы были на грани развода, но потом он простил меня и сейчас очень хочет познакомиться со всеми вами. Оказывается, он всегда мечтал о большой родне. Мы можем приехать к вам, а еще лучше, если вы все приедете к нам. Я очень прошу меня простить и принять мое приглашение. Мамочка, я очень надеюсь на твои доброту, милосердие и прощение. Если бы ты знала, как я корила себя за нашу последнюю встречу, сколько раз порывалась написать вам и даже приехать. Но ложный стыд перед родителями мужа останавливал меня. Жду с нетерпением вашего ответа и очень хочу, чтобы он был положительным Мамочка, умоляю: прости меня, прости, прости!!! Зина.

P.S. Если это письмо не найдет адресата, прошу переслать его обратно".

Когда Агафья Лукинична закончила чтение, воцарилось длительное молчание. Первой его нарушила Леля:

– И что ты, мама, решила? Неужели ты простишь ее? Вспомни, сколько нам всем пришлось вытерпеть и вынести, сколько слез ты пролила, сколько лет мы ждали хоть какой-то весточки. Она боялась родителей мужа, а о тебе и нас она подумала, каково нам? Год назад они ушли из жизни, и она только теперь, через год вдруг спохватилась и вспомнила о нас. Я могу простить все, но то, как она поступила с тобой, не могу. Я помню, какой ты вернулась из Москвы, помню твои слезы по ночам, когда ты думала, что мы все спим. У меня сердце рвалось на части. Мое мнение: не отвечать на это письмо. Она не хотела долгие годы знать нас. А теперь ее знать не хотим мы.

– Леля, ты очень сурова, - робко произнесла Агафья Лукинична.

– Сурова?
– в один голос воскликнули Валя и Галя.
– Нет, мама, предательство прощать нельзя! А она нас предала, отказалась от нас. Никто ее не заставлял это сделать, она сама так решила. А ты, Виталька, что молчишь?

– Я не молчу, я думаю, что решать должна мама сама. Хотя я тоже считаю, что Зина нас предала. Мама, ты, конечно, можешь ее простить, но общаться с ней лично я не хочу и не буду. Думаю, что девочки меня поддержат.

Агафья Лукинична сидела с потерянным видом, держа в руках злополучное письмо. В душе у нее бушевали противоречивые чувства: радость, что ее старшая дочь Зиночка жива, раскаялась в своем поступке и дала о себе весть, сожаление, что дети так категорически высказались против общения с ней, и растерянность. Разумом она понимала, что и Леля, и Валя с Галей, и Виталик правы в своем нежелании видеть старшую сестру. Слишком велика была причиненная той боль, очень много трудного выпало на долю всех. Сама она после той поездки так и не оправилась до конца и постоянно болела. Вся нагрузка легла на плечи Лели, которая нередко заменяла младшим детям мать, когда та лежала в больнице. Было в их жизни все: и страшная нужда, и полуголодное существование,

и дни, когда не было возможности даже купить хлеб. Но никто из детей не сбился с правильного пути, все вышли в люди, и во многом это заслуга Лели. Она видела, что все ждут с нетерпением ее ответа, и поэтому сказала:

– Как вы решите сами, так и будет. Основное слово должно быть за Лелей, потому что именно она долгие годы тянула всю семью. Извините, дети, я пойду, прилягу, я устала.

Она вышла и наступила тишина, которую никто не решался нарушить. Радостное настроение, которое царило до получения письма, как-то незаметно погасло, каждый погрузился в свои невеселые мысли. Леля встала и сказала:

– Пойду к маме, посмотрю, как она себя чувствует.

После ее ухода Виталик задумчиво произнес:

– Мама, по-моему, расстроилась, что мы не простили Зину. Я вот думаю, что каждый человек совершает в жизни ошибки...

– Ты называешь то, что сделала Зина, ошибкой?
– возмутилась Валя.
– Да ее поступку нет названия! Мама приехала к ней за сотни километров, а она как ее встретила? Ты помнишь, какой приехала мама из Москвы? А сколько пришлось вытерпеть Леле! Она, отличница вынуждена была уйти из школы и начать рано работать, чтобы мы могли все стать людьми. Нет, только мама и Леля должны решить, прощать Зину или нет.

– А я думаю, что если Зина искренне раскаялась, нужно дать ей шанс на примирение с семьей, - тихо сказала Галинка.
– Вспомните, как мы радовались каждому ее приезду домой. Мне почему-то стало ее жалко.

– А мне жалко маму и Лелю, а эту отступницу не жалко совсем, - жестко подвела черту под разговором Валя.

Снова воцарилось длительное молчание. Вошла Леля, и все вопросительно на нее посмотрели.

– Мама уснула, я не стала ее тревожить. О чем вы говорили?

– Девочки решали, прощать Зину или нет, - ответил Виталик.

– И что решили?

– Что только вы с мамой имеете право принимать такое решение. Ты сама, как считаешь, заслуживает Зина прощения или нет?

– Мое мнение однозначно - нет, нет и нет! И давайте больше не будем возвращаться к этому вопросу.

Зине на письмо так и не ответили. Агафья Лукинична после этого случая много и долго болела, но, превозмогая нездоровье, трудилась до последних дней. Незадолго до смерти она попросила Лелю выслушать ее:

– Дочка, не перебивай меня. Я чувствую, что жить мне осталось немного. Обещай мне, что после моей смерти найдешь Зиночку и скажешь ей, что я простила ее от души. Пусть она живет спокойно. Знаешь, я очень хотела бы увидеть ее еще хотя бы раз. Ты теперь сама мать и понимаешь, что не может мать не простить своего ребенка, что бы он не сделал. Конечно, если ты против приезда Зиночки, я настаивать не буду.

И она тихо заплакала, опустив низко голову.

– Мама, я напишу Зинаиде и попрошу приехать. Но только меня от встречи с ней уволь.

Зина приехала сразу, как получила Лелино письмо. Агафья Лукинична уже не вставала с постели. Исстрадавшееся ее сердце работало с перебоями, она тяжело дышала и была очень слаба. Увидев старшую дочь, она сделала попытку приподняться, но без сил опустилась на подушку. Зина бросилась к ней, встала на колени и осыпала поцелуями руки матери, обливая их слезами раскаяния:

– Мама, мамочка моя! Прости меня! Я так хотела тебя видеть все эти годы. Не было ни одного дня, чтобы я не думала о тебе и малышах. Я так виновата перед вами, так виновата! Что мне сделать для тебя? Я увезу тебя в Москву, покажу лучшим врачам, мы поставим тебя на ноги!

– Зиночка, как я рада тебя видеть! Я давно тебя простила. А врачи мне уже не помогут. Я держалась, чтобы дождаться тебя, а теперь я тебя увидела, и счастлива. Теперь мне не страшно и умереть.

– Мама, не говори так! Ты должна жить! Мы столько с тобой не виделись. Я так боялась, что ты меня не простишь.