Раскрыть ладони
Шрифт:
А какой был хороший пример прямо перед глазами! Родная матушка. Первая красавица города. И первая стерва, как оказалось. Но отец ее все равно любил, иначе бы не потакал безумным капризам и не сносил с благоговейным смирением истерики и скандалы. Каждый месяц дарил что-то дорогое. А матушка норовила по пять раз на дню разрыдаться, причитая, что он ее бросит и женится на другой, потому что… И тут на сцену вечно выволакивали меня.
В отсутствие отца дома мое существование почти не замечалось или сопровождалось требованиями принести, унести, сходить за покупками, прибраться в комнатах, не более. Зато когда семья собиралась вместе, меня удостаивали скорбных взглядов, поглаживания по голове, сетований на то, какой сыночек бедный и несчастный… Правда, в детстве я не понимал суть материнских уловок, а в юности, начав изучать магию, уже попросту не обращал
Никто в городе не успел и глазом моргнуть, как неожиданно овдовевшая красотка сняла с себя заботы по воспитанию сына, отдав опеку в руки городского приюта, а все имущество продала, выручив сумму, достаточную для безбедной жизни вдалеке, и навсегда покинула Саэнну. Наверное, побоялась, что если останется где-то рядом, получит от меня… много чего болезненного.
А ведь есть, за что ее прибить. Есть. Не хотела больше иметь дела с магами? На здоровье. Но продавать отцовские книги? Они ведь никому не были нужны, кроме меня. Сколько она получила? Горсть монет. А у меня отняла почти половину жизни, в течение которой придется зарабатывать деньги на выкуп, потому что скупщик быстро понял мою заинтересованность и установил такие цены, у-у-у! Для меня мало приемлемые. Конечно, я стараюсь, и кое-что уже выкупил. Но сколько еще осталось… Неужели, матушка так ненавидела магию и все, с ней связанное? Или хотела отомстить? Но разве мстят своему единственному ребенку?
Правда, ребенком я тогда уже не был. Впрочем, как и взрослым. Маги считаются совершеннолетними с двадцати двух лет, а мне только-только исполнился двадцать один год, когда отец… погиб, и единственной хозяйкой дома осталась матушка. Но зачем она сдала меня в приют? Чем я мог помешать? Не надеялась, что моя лихорадка пройдет? Боялась? Что ж, и правильно делала! Мне ведь было очень больно прийти в сознание на жесткой койке Дома призрения, в один миг из обеспеченного завидным будущим молодого человека став нищим сиротой. Так больно, что в те дни я вполне был способен опуститься до душегубства. Причем чужих душ, а не своей.
Но и тогда ни о чем никого не просил. Даже увидев Туверига в дверях комнаты, не смог произнести ни слова, хотя по прошествии месяца мышцы лица и язык снова стали меня слушаться. Не смог сказать трех простых слов: «Забери меня отсюда». Потому что решил: не имею права взваливать на других свои беды. И если бы дядюшка Туве оставил меня в приюте, я бы не обиделся. Кому нужен увечный маг, толком ничего не умеющий делать? Но меня все-таки пожалели.
Ненавижу это чувство. Оно какое-то… сырое и вязкое, как студень. От него хочется поскорее отряхнуть руки, но никак не удается. Поэтому я большую часть своих доходов отдаю за проживание, хотя знаю, что дядя не хочет брать с меня деньги. Как-то в сердцах сказал даже, что на курицу трат больше, чем на меня. Так что, скрипит зубами, когда приношу монеты раз в месяц. Но берет. Правда, когда нашел способ приспособить меня к делу в кузне, заметно повеселел. Жаль, немного у нас заказов на зачарованные лезвия… Простых людей ведь не убедишь, что щепотка чар при ковке может продлить жизнь клинка вдвое, если не втрое, и заметно улучшить все его свойства. Особенно же смущает всех крошечная прибавка в цене. Может, на самом деле, просить надо больше?
Хотя не каждый заплатит. Карин, к примеру, ни монеты сверху не накинет, сколько ни убеждай. Правда, и трудов в ее заказе всего ничего: вытягиваешь из «шкатулки» обрывочек нити заклинания, отщипываешь немного мягкого воска и катаешь шарик, укладывая нить спиралью. Мне ведь нужно только создать заготовку, наполненную Силой, не более, основную форму чарам будем придавать уже на месте, прямо в лавке. Со стрелами же придется повозиться…
Наконечник сильно трогать не буду: и так еле-еле отбалансирован, вмешательство может все испортить, лучше поработаю с древком поплотнее, чтобы улучшить разгон, тогда и пробивные свойства сами собой возрастут. Единственное, придется повесить на острие небольшой «клинышек», чтобы раздвинуть нити защитных заклинаний, если таковые попадутся на пути. Но это все скучно, а вот кинжал куда как интереснее. Главное, не забыть ни малейшего ощущения, и тогда ножичек для Тени получится всем на зависть!
— Магам только одного надо: честным людям голову задурить, да облапошить, пока не очухались!
В какой-то мере, в какой-то мере… Но ровно то же самое можно сказать и о торговцах. Как будто, они ведут свои
На редкость некрасивые руки: не ладошки, а жабьи лапки. Причем жаба перекормленная. Но все же без поглаживаний не обойтись, поэтому придется проглотить брезгливость, взять толстенькие пальчики купчихи своими и, проводя подушечками по бугристой и лоснящейся от притираний коже, мягко промурлыкать:
— Любезная dyesi, разумеется, права. Но позвольте заметить, случаются минуты, когда мужчине требуется от женщины совсем иное…
Крупная дрожь вздыбила плохо выведенные волоски на лапе Карин, и я предпочел проследить, как волна томления уходит по предплечью вверх, под сень широкого короткого рукава, нежели наблюдать за отупением, захватывающим в плен выражение круглого толстощекого лица.
А вот не надо было лишний раз злить. Потому что у меня хорошая память, и я не забыл, как еще при первой встрече купчиха, уверенная в неотразимости своих прелестей, попыталась склонить молодого мага к… Склонение было настойчивым и наверняка завершилось бы успехом, потому что справиться с огромной тушей мне было бы трудновато, но, благодарение богам, в те дни я был по уши увлечен Келли, и хватило единственного равнодушного взгляда, чтобы меня оставили в покое. Правда, и после того ни одно посещение мной хрустальной лавки без соответствующих намеков не обходилось: видимо, наученная прежним опытом, Карин полагала, что маг, имеющий личный интерес к хозяйке, будет работать за меньшую сумму, довольствуясь вместо звона монет другими дарами. Собственно, даже сейчас, захоти я получить место в обширной купеческой постели, препятствий бы не возникло. Кроме одного. Мне нужны деньги, а не плотские утехи. Хотя, без Келли станет тоскливо… Ничего, какое-то время перебьюсь, а потом решу, как быть.
— М-м-м… Минуты, говорите, любезный?
— А иной раз и часы, и целые дни…
Зачем продолжаю? Из зловредного удовольствия видеть странное и непривычное для самоуверенной женщины смущение. Впрочем, когда-то она тоже была юной, робкой и доверчивой, а те времена легко воскресить, стоит только… Конечно, чувствую себя сволочью. Но приятность присутствует, и немаленькая, стало быть, совесть немножко помолчит.
— Любезный dyen говорит о…
— Однако мне пора приступить к делам, не так ли?
Она хлопнула густо начерненными ресницами, словно стараясь сбросить оцепенение:
— Да, к делам… Но этот разговор…
— Мы непременно продолжим, любезная dyesi. Непременно.
Карин послушно кивнула и, все еще зачарованная собственным разыгравшимся воображением, а также, в немалой степени, моими стараниями, медленно двинулась по коридору в сторону своей комнаты, подметая тяжелым подолом юбки паркетные доски.
Нет, она вовсе не такая уж уродина: при желании можно было бы закрыть глаза и… М-да, закрыть глаза. В этом-то для меня и кроется смертельная опасность, потому что, расставаясь с возможностью видеть, я начинаю… ощущать слишком четко и подробно. И в смысле ощущений купчиха мне совсем не нравится.
— Не узнаю старину Маллета! Никак, сменил гнев на милость? — коротко хохотнули у меня за спиной.
— Уж и пошутить нельзя!
— Карин шуток не понимает, так что ты… поосторожнее.
Хороший совет, можно сказать, к любому случаю подойдет. Но не теми устами произнесен, ох не теми, чтобы я испытывал искреннюю благодарность. Потому что от Харти мне просто так ничего и никогда не доставалось.
Наши семьи жили рядом, но не скажу, чтобы мальчишками мы водили дружбу: у меня было слишком много занятий, и времени на игры не хватало, Харти тоже обычно большую часть дня помогал своему отцу — писарю Регистровой службы. Встречались иногда на улице, по праздникам, на ярмарочных гуляниях, здоровались, присылали подарки по случаю дней рождения… В общем, были хорошими соседями, не более. И я весьма удивился, когда именно заслугами приятеля детства получил заказ от купчихи. Правда, как потом стало понятно, двигало моим старым знакомым не желание помочь, а стремление почувствовать свое превосходство. Крошечное, но все же существующее, потому что в отличие от меня, мой погодок жил безбедно, занимая должность помощника Карин по любым поручениям, в том числе, и щекотливым. Правда, мечтой Харти всегда было оказаться на месте отца, в Регистровой службе, но связей не хватило, и юноше отказали. До будущих времен и некоторого, надо сказать, немаленького количества монет.