РАСПАД. Как он назревал в «мировой системе социализма»
Шрифт:
Негативное отношение руководства ГДР к развитию прямых связей между первичными хозяйственными единицами – предприятиями и объединениями объясняется, по-видимому, тем, что в этом усматривалась некая опасность для централизованного планового хозяйства. Особенно резко представители ГДР выступали против предоставления права самим предприятиям и объединениям устанавливать цены на взаимные поставки по производственной кооперации.
Когда встал вопрос о реорганизации СЭВ на новых принципах, о делегировании полномочий по установлению и поддержанию экономических связей отраслям и производственным единицам, сокращении и упрощении организационных структур этой организации, немецкие представители выступили против, хотя до этого очень сильно критиковали СЭВ за громоздкость,
А вот директора комбинатов и предприятий ГДР, руководители на местах, как мне привелось убедиться, придерживались другого мнения. Большую заинтересованность в прямых связях с советскими партнерами, детальное знание и понимание встающих на этом пути вопросов экономического и организационного характера, критическое отношение к чрезмерной централизации внешнеэкономических связей проявил, например, Винтер – генеральный директор станкостроительного объединения имени Фрица Геккерта.
Об огромных возможностях партнерских связей округов ГДР с областями СССР говорили 3. Лоренц и X. Модров. Жизнь требует от ГДР, говорил Модров, большей гибкости и оперативности в установлении внешнеэкономических связей, изучении потребностей советских клиентов. Он пытался направить в Ленинград по договоренности с ленинградским руководством представителей комбината «Роботрон» для изучения спроса на его продукцию. Однако министр торговли Байль высказался против подобных «вольностей».
Как сообщил Коциолек, в его институте интенсивно работали над развитием прямых связей комбинатов ГДР с предприятиями СССР. «Хотя мы говорим о них меньше других, но делаем, пожалуй, больше всех». В то же время он считал, что пока еще преждевременно и нереально ставить в повестку дня вопрос о создании единого рынка стран СЭВ, как и проблему конвертируемости национальных валют.
Не скажу, что особая позиция руководства ГДР по вопросам экономической интеграции очень уж осложнила отношения между нами. Мы отнеслись к этому спокойно. Но в сочетании с общими взглядами руководства СЕПГ на советскую перестройку, обновление связей между соцстранами и это играло определенную роль. И здесь наши немецкие друзья и партнеры сохраняли консервативную позицию, с настороженностью и даже неприятием встречали любые прогрессивные шаги и предложения.
В последний раз мне довелось быть в Берлине на очередном совещании секретарей центральных комитетов партий социалистических стран по вопросам идеологии. Оно проходило 21-22 сентября 1989 г., незадолго до развернувшихся там драматических событий, которые смели не только самого Хонеккера, но и весь его режим, а затем после короткого переходного периода привели к образованию единого германского государства.
Общая атмосфера в республике, отразившаяся на совещании, как я сейчас вспоминаю, была довольно тягостной, чувствовалось, что в ГДР назревают серьезные события. Среди населения выражалось открытое недовольство политикой и методами руководства Э. Хонеккера. Все острее и радикальнее становились требования облегчить или снять преграды для поездок на Запад, в ФРГ. Большие группы, а иногда и толпы людей собирались около консульских пунктов, в местах переходов в Западную Германию. Появились первые признаки массовых волнений и антиправительственных выступлений в Дрездене и Лейпциге.
Для тех, кто знал настроения общественности, да и внутри самой партии, не было сомнения в том, что нужны быстрые и срочные решения. Но их никто не принимал, тем более что Хонеккер в течение длительного периода находился на щадящем режиме, работал по несколько часов в день и уже в пятницу или даже в четверг уезжал на загородную дачу. А в последнее время он после тяжелой операции находился в больнице.
Первое, что надо было сделать, – это принять решение о смене
Обычно участников подобных совещаний по завершении их работы принимал Генеральный (первый) секретарь ЦК партии данной страны. На сей раз в отсутствие Хонеккера это было поручено Миттагу и еще четырем членам Политбюро, а Кренца среди них не было. Видя настроение хорошо мне знакомого Курта Хагера, я мог судить о подавленном состоянии руководства СЕПГ, царившей там сумятице.
В Москву я возвращался с нелегкими мыслями и предчувствиями, о чем и рассказал Горбачеву. А в начале октября он и сам имел возможность убедиться в этом на праздновании 40-летия Германской Демократической Республики. Оно проводилось с большой помпой и театрализацией. Буквально накануне праздника вышел из больницы, по-моему, не полностью долеченный Хонеккер.
Расхождение между настроениями населения ГДР и официальной пропагандой, внешней показухой достигло своего апогея. Как нам рассказал потом Горбачев, во время грандиозного факельного шествия, для участия в котором были специально отобраны партийные и молодежные активисты со всей республики, которые несли транспаранты, прославляющие ГДР и СЕПГ и выражающие полное доверие партии и лично Хонеккеру, доносились не очень внятные, но все же различимые, в полголоса скандируемые слова: «Горбачев, помоги нам!» Это произвело потрясающее впечатление и не оставило ни малейшего сомнения в том, что грядут грозные события.
Верный своему принципу – ни при каких обстоятельствах не вмешиваться в дела других стран и партий, – Горбачев в беседе с членами Политбюро ЦК СЕПГ дошел, как говорится, до предела возможного, чтобы подвести их к пониманию ответственности момента и необходимости принятия назревших мер.
В дальнейшем события развивались с головокружительной быстротой. В середине октября на заседании Политбюро перед Хонеккером был поставлен вопрос об отставке. Хонеккер, судя по поступавшей к нам информации, оказался неспособным разобраться и сориентироваться в ситуации, не смог уловить настроения в обществе, оценив постановку вопроса о его уходе в отставку как личный выпад против него, полагая, что его политика единственно правильная и непогрешимая.
18 октября вопреки мнению Хонеккера этот вопрос был вынесен на пленум СЕПГ, который освободил Хонеккера от должности Генерального секретаря, а Миттага и Хермана – от обязанностей членов Политбюро и секретарей ЦК. 24 октября Народная палата ГДР освободила Хонеккера от обязанностей председателя Госсовета. На этих высших постах в партии и государстве был утвержден Эгон Кренц.
Но было уже слишком поздно… Смена руководства, а затем исключение из партии Хонеккера, арест Миттага не привели к успокоению в республике. Начались массовые выступления граждан ГДР теперь уже не только по вопросам, связанным с выездами в ФРГ, но и по общеполитическим проблемам. Это вынудило полностью отменить ограничения в передвижении граждан ГДР на Запад и обратно и привело к последующему разрушению пресловутой Берлинской стены.
Неадекватным оказалось и решение о преемнике Хонеккера Кренце. Требования о его отставке, как креатуре Хонеккера, стали усиливаться. Был по этому поводу сигнал бедствия к нам от нового, пришедшего на смену Аксену, секретаря ЦК СЕПГ по международным вопросам Виллердинга. Впрочем, это уже не имело значения. И только назначение главой правительства ГДР Ханса Модрова в какой-то мере оказало сдерживающее воздействие на развитие событий. Но остановить крах системы, ввести перемены в спокойное русло стало невозможно. Таков был бесславный конец «первого социалистического государства на германской земле».