Расплата за ложь
Шрифт:
– Ты и на самом деле старик, – вставил фермер. – Шестьдесят лет, а ума нет.
– Откуда ему взяться? Батька мой с рождения был калека, а матка – дура, – ничуть не обиделся Сумеркин и продолжил: – Сгреб я ноги в охапку и дуй не стой в деревню. Магазин, бля, оказался на замке. Поискать продавщицу смекалки не хватило. Вернулся ни с чем. Эдик в сердцах матюгнулся и пошел на поиск сам. Где он разыскал Клашку Шиферову, не знаю, но припер полную сумку харчей.
– Каких? – спросил участковый.
– Кажись,
– Сразу стали выпивать?
– Нека. Одну бутылку Эдик отдал мне и сказал, чтоб я пас стадо, а он, дескать, пойдет отдыхать. Предлагал еще закусь, да я отказался… – Сумеркин открыл беззубый рот. – Во, глянь, жевать нечем.
– Деньгами Кипятилов с тобой не поделился?
– С хрена ли загуляли. У Эдика в кармане была дохлая вошь на аркане.
– И о деньгах ничего не сказал?
– Чо попусту говорить про то, чего нету.
– Выходит, полную сумку харчей Шиферова подарила Кипятилову за красивые глаза?
– Интересный вопрос… Про такую загогулину я почему-то не подумал.
– Куда Кипятилов отправился отдыхать?
– Забота об его отдыхе меня не мучила. Завладев непочатой бутылкой, я прямиком дунул к стаду. Возле кладбищенских ворот запнулся за коряжину и нечаянно вспомнил давно похороненного батьку. Суровый был мужик! Про мою горькую автобиографию можно написать целую книгу…
– Кузьма, не увиливай в сторону, – одернул участковый. – Твою биографию вся округа знает. Говори, куда скрылся Кипятилов?
– Куда, куда… Черт его знает, куда. Врать не стану, на батькиной могилке я так напоминался, что, сегодня проснувшись, битый час не мог понять, где нахожусь. Оклемался лишь, когда Евлампий Огоньков пригнал к кладбищу стадо.
– Как ты познакомился с Кипятиловым?
– Нормально, в райцентровской закусочной. Эдик там сидел с двумя бутылками плодово-выгодного вина. Подсел к нему. Стакан по стакану разговорились, и Эдику до крайности захотелось в деревню.
– Не поинтересовался: кто он, откуда?
– Мой интерес был в дармовой выпивке, которой Эдик угостил. К тому же у него новый паспорт с фотокарточкой имелся.
– О себе Кипятилов что рассказывал?
– В основном, про лагерную житуху лясы точил. Калякал, будто много лет в зоне отсидел.
– За воровство?
– Не, за бабу. С чужим мужиком застал женку в постели. Сгоряча башку ей отрубил.
– И ты не побоялся связываться с убийцей?
– А чо?… Я – не баба, – Сумеркин ладонями потер морщинистое лицо. – Башка после вчерашнего трещит, а до вечера нечем подлечиться. Если б Эдик, зараза, не убег, мы теперь уже бы похмелились. Две поллитры подряд ему не осилить. На лекарство у него, должно быть, осталось.
– Давай, Кузьма, вместе подумаем:
– С тяжелого бодуна я хреново соображаю… Если блатняк не упорол к матке в райцентр, то, возможно, отлеживается в моей хате.
– Твою хату я утром проверил, – сказал фермер. – Там – шаром покати.
– Тогда, может быть, он где-то здесь, в лесу, блукает.
– Лес большой. Вспомни, где вы с ним обычно выпивали?
– А где придется.
– Определенного места не было?
Сумеркин поцарапал кудлатую голову:
– Когда пасли за лесом, где в колхозное время была летняя дойка, определялись в заброшенном вагончике. Там стол есть и скамейки. Может, Эдик туда забрел…
Участковый посмотрел на фермера:
– Далеко тот вагончик?
Монетов показал на затянутую муравой старую дорогу:
– Полкилометра по этому проселку. Съездим?…
– Конечно.
– Андрюха… Андрей Гаврилыч, меня-то возьмите с собой, – сбивчиво проговорил Сумеркин, отмахиваясь от овода, кружившего над непокрытой головой.
– Ты где свою кепку потерял? – вместо ответа спросил фермер.
– Анисья Огурцова прихватизировала.
– За попытку украсть у нее деньги?
– Во, бля, деревня! Любой пустяк в великое событие раздуют. Эдик пошутил, а старуха уже тебе нажалобилась.
– За такие «шутки» на скамью подсудимых садят.
– Мне там не сидеть. Без вранья скажу, я глазом не успел моргнуть, как Эдик слямзил Анисьину заначку. Чо, не возьмете меня?
– Смотри, Кузьма, за стадом. Учинишь потраву – не оберешься беды.
– Будь спок, Гаврилыч. До вечера дотерплю.
Двораковский тронул мотоцикл с места и, развернувшись, выехал на проселок. От деревни вдоль зарастающей дороги тянулась вереница покосившихся деревянных столбов с белыми изоляторами на вершинах, но без проводов, по которым когда-то поступало электричество к механизированной дойке.
– Давно провода сняли? – спросил участковый.
– Сразу после банкротства колхоза райцентровские жулики в одну ночь обрезали алюминий для сдачи а металлолом, – ответил фермер.
– Стадо большое в колхозе было?
– Сто восемьдесят коров отправили на мясокомбинат. Куда деньги за них канули, неведомо никому. Колхозникам не заплатили ни копейки. Наделили селян земельными паями, механизаторам раздали изношенную до ручки технику, и на этом мы распрощались с колхозной жизнью. Работящие мужики по моему примеру занялись фермерством, да быстро сникли. В нынешней неразберихе не каждому по уму вести рентабельное хозяйство.
– Насколько знаю, сейчас издано много документов, поддерживающих аграрный сектор.